Промелькнувший метеор (книга 1)

Но Шепе лгал от начала до конца. На самом деле все было иначе.

Возненавидя Нуртая и тщательно скрывая свою ненависть, он давно задумал расправиться с ним и заранее припас ядовитое зелье. Ничтожное количество этой сильной отравы, закапанное в ухо, почти мгновенно убивало человека. Шепе искал только удобного случая и понял, что долгожданный час наступил, когда они оказались вдвоем в рыбацком шалаше.

Нуртай едва лёг, как заснул богатырским сном, сильно похрапывая. Шепе подкрался к своему курдасу и начал закапывать яд ему в ухо. Рука дрогнула, яд пролился, но несколько капель достигло цели. Нуртая всегда было трудно будить. Так и теперь. Он пошевелился, не просыпаясь, шлепнул ладонью по уху и перевернулся на другой бок.

Шепе охватил страх. Он не хотел быть рядом с Нуртаем в его предсмертные минуты и вышел и балагана. Уже начинался рассвет.

Было слышно, как Нуртай ворочался и беспокойно стонал. Потом стоны перешли в крики. Испытывая острую боль, в полубессознательном состоянии Нуртай, выбиваясь из последних сил, приподнялся, сделал несколько шагов к выходу и с отчаянным стоном упал ничком. Шепе видел, как его тело вздрагивало в предсмертных конвульсиях. Постепенно судороги стихли. В свете наступающего утра лицо Нуртая казалось синим. Шепе все еще боялся приблизиться вплотную. Но, когда увидел вдали подводы рыбаков, преодолел страх, подошел, пнул Нуртая ногой и, убедившись, что он мертв, втащил тело на прежнее место.

Рыбаки поверили рассказу Шепе о змее.

Поверили этой выдумке и в Кусмуруне.

Горе пришло в столовую юрту. Вдовой стала Кунтай, сиротой — Жайнак.

… Через несколько дней после похорон, еще находясь во власти горя, но уже отдавая отчет в происшедшем, Кунтай раздумывала над своей судьбой. Как ей быть дальше? Пожалуй, лучше всего остаться в Орде, воспитывать единственного сына, продолжать привычные хлопоты в доме Зейнеп.

Ей было тогда тридцать пять лет — возраст, далекий до старости. Она была очень привлекательной, даже красивой. С круглыми карими глазами, блиставшими из-под черных ресниц. С бровями вразлет, как у японки. С некрупными чертами лица. С небольшими мягко очерченными губами. Когда Кунтай распускала волосы, они закрывали колени. У нее было ладное тело, не отягощенное полнотой, крепкие руки и мускулистые ноги. Еще Айганым стремилась ее одевать получше, не скупилась на наряды своей любимой служанке и Зейнеп.

Но эта красота, привлекательность, опрятность Кунтай и помешали ей остаться в столовой юрте возле Зейнеп. Надо ли говорить, что главным виновником явился тот же Шепе.

Шепе вернулся к прежним своим домогательствам. У свежей могилы Нуртая, им же убранного с пути. Пленяться женщинами он не мог. Он был просто похотливым женолюбом. Маленький человечишка, оскорбленный, что его оттолкнули, не посчитались, что он белая кость, торе, пошел на преступление не ради постоянной близости с Кунтай. В общем-то он презирал женщин, считал их всех самками. Его не волновали красота и статность Кунтай. Он просто хотел утолить животную свою страстишку и неуемное честолюбие. По его понятиям, он должен был смыть с себя позор. А потом? Потом можно с нею и не встречаться.

Еще не наступил день поминок, сороковой день со дня смерти Нуртая, как Шепе твердо решил пробраться ночью к спящей Кунтай.

На этот раз он скрыл свое намерение и от Шонайны. Он понимал, что даже она, бесстыдно занимавшаяся сводничеством в обычное время, не простит ему греха с женщиной, только что потерявшей мужа. Поэтому он наврал и жене. Дескать, надо ему съездить в один далекий аул, он может запоздниться и тогда останется на ночлег.

Гостей в Кусмуруне не было. Детей Чингиза, обыкновенно спавших в отдельной юрте, Шепе перевел к отцу в Орду под тем предлогом, что не следует оставлять их одних, пока не исполнилось сорок дней со дня смерти Нуртая, не просохла еще его кровь, и Азраил не взял его душу, которая блуждает в ауле по ночам.

Сам Шепе в это нисколько не верил. Он просто подумал, что для него будет лучше и удобнее, чтобы пустовала детская юрта, находившаяся рядом со столовой юртой Кунтай.

До полуночи он кружил верхом по случайным дорогам, а когда везде погасли огни, отправился обратно к Орде, спешился, не доезжая до белого аула, привязал в овраге коня к дереву и по обычаю всех ночных воров тонким сыромятным ремнем перетянул ему язык, чтобы конь в одиночестве случайно не заржал и не выдал своего хозяина.

Он по-воровски прокрался в аул. Собаки тявкнули, но, узнав Шепе, разом замолчали.

Шепе, крадучись, добрался до столовой юрты, тихо приоткрыл ее полог и, не подымая лишнего шума, очутился у постели Кунтай. Он хотел разбудить женщину осторожно, не напугав ее; хотел приманить утешением, лаской. Но едва он коснулся рукой жаркого тела, как уже не мог сдержать себя и немедленно попытался овладеть ею.

Кунтай сопротивлялась как могла. Стыдила, отталкивала его. Бог знает, чем бы это кончилось, но проснулся Жайнак. Не понимая всего, он догадался — происходит что-то страшное. С криком вылетел он из юрты, и этот крик мальчика придал силу Кунтай и ошеломил, ослабил Шепе.