Промелькнувший метеор (книга 1)

— Эх ты, Чингиз! Про тебя говорят, ты рыка льва не боишься, а тут коза заблеяла — ты и струсил.

Чингиз промолчал, только еще ниже опустил голову.

Еще больше разобиделась Зейнеп. Привести ее в доброе состояние духа могла только одна Кунтай, безропотно выполнявшая все просьбы своей хозяйки, но умевшая гасить и ее капризы.

Кунтай была связана с Зейнеп не только судьбой обычной служанки.

В день, когда Зейнеп родила Чокана, и у Кунтай родился сын, нареченный Жайнаком. У Зейнеп вскоре после рождения первенца заболели груди, и почти пропало молоко. Кунтай стала кормилицей Чокана и полюбила его нежно, как мать. И после того как прошла болезнь, у Зейнеп молока не хватало, а у Кунтай его было вдоволь. Кунтай даже называли женщиной с сосками киика — дикой козы. Чокан пил и ее обильное молоко и скудное молоко родной матери. Продолжал пить и когда уже научился топать ножками. Привязавшись к Кунтай, припадал к ее груди, как к материнской. И она нежно называла его «мой тельгожа», мой выкормыш, мой ягненок.

Каждый год или полтора года у Зейнеп появлялись новые дети, и Кунтай выхаживала и их, только, вероятно, с меньшей любовью, чем Чокана.

С собственными детьми ей не повезло. Первого ее мальчугана Малгельды задавил верблюд. Недолго прожила и дочка Нарша, рано умершая от оспы. Третьим был ее сын Жайнак, ровесник и друг Чокана.

Так жили Нуртай и Кунтай в юрте, прозванной столовой.

Нуртай часто выезжал в степь, выполняя приказы Чингиза. Кунтай суетилась по хозяйству в Орде.

Празднества — той и даже асы — многолюдные торжественные поминки усопших в кочевых аулах проводились обычно уже после выезда на джайляу. Ага-султан Чингиз, продолжавший в душе считать себя ханом, удостаивал своим посещением только особо значительные сборища. Обыкновенно в тоях он не участвовал, выполнял наказ матери, не раз говорившей ему:

— Не веселись часто на людях, сынок. Не думай, что тебе все простят по молодости. Ты не просто джигит, ты ага-султан целого округа. Если и легкой шкуркой размахивать, можно поднять ветер. Серьезным будь, сынок. Один легкомысленный поступок может пылью развеять уважение к тебе. Не смейся зря, не улыбайся каждому. Помни присловье своих предков:

Улыбкой рабыню одаришь украдкой,—
Рабыня на платье попросит заплатку.

Стремись всегда выглядеть строго, а для иных будь неприступным. Недаром говорили деды:

До подножья гор нам подать рукой,
Но вершины гор не возьмет любой.

Реже показывайся на людях: они вмиг тебя оседлают. Властвуй на расстоянии. Избегай всяких многолюдных сборищ: тоев, асов, айтов. Так будет для тебя лучше.

И Чингиз следовал советам матери. Но ему необходимо было знать, что происходит на таких сборищах, о чем толкуют люди, что они говорят о нем. Поэтому на праздники он посылал своих надежных соглядатаев, и они подробно передавали султану суть всех разговоров. В числе таких соглядатаев частенько приходилось бывать Шепе и Нуртаю.

На первых порах Чингиз прочно утвердился в Кусмуруне. Еще не пошатнулось к нему уважение, еще впереди были раздоры, хотя родовые распри нет-нет да и вспыхивали в округе. В эти-то дни и дошло до Чингиза, что небезызвестный бай Жарылгамыс из уакской ветви Жансары выдает свою дочь замуж. В среде уаков уже зрело недовольство султаном, и нередко уаки пренебрегали его требованиями. На предстоящем свадебном тое влиятельные люди рода собирались, как это было принято, не только пировать, но и держать большой совет, сговориться о том, как защитить интересы и честь уаков.

Чингиз поэтому послал на празднество в аул Жарылга-мыса Шепе и Нуртая. Он дал им наказ — попасть на той как бы случайно: будто они направились к родственникам в сторону Бурабая и здесь, в пойме Есиля, очутились по пути из Кусмуруна.

Поездка принесла несчастье. Шепе вернулся в Орду с трупом своего курдаса.

Нуртай умер у озера Койбагар между Есилем и Кусму-руном. Летом на заросших камышом берегах этого широкого озера не бывало аульных стоянок. Только русские рыбаки из казачьих укреплений приезжали сюда рыбачить.

Шепе и Нуртай на обратном пути самих рыбаков здесь не застали. Но по разбросанной свежей рыбе и снастям, оставленным на берегу, было ясно, что рыбаки отлучились ненадолго. Это подтверждала и сеть, видневшаяся на середине озера.

Путники стреножили коней и зашли передохнуть в балаган, чтобы утром, дождавшись рыбаков, полакомиться свежей ухой.

Обо всем, что произошло дальше, Шепе рассказывал так:

— Я проснулся утром в балагане и удивился тишине. Ни храпа Нуртая не слышно, ни дыхания. Толкнул его, он даже не вздрогнул. Дотронулся до руки — холодная. Перепугался, начал его тормошить, приподымать — и вдруг из-под его тела выскользнула большая пестрая змея. Она-то его, видно, и ужалила. Дождался я возвращения рыбаков, рассказал им все, как было. Они поохали, посочувствовали, но не удивились и подтвердили, что в этих местах действительно водятся змеи и, случается, заползают в балаган.