Прометей № 4

Французский учёный Пьер Бруэ, один из самых крупных специалистов по Троцкому, пытался выгородить последнего: «Признание существования политического блока с Зиновьевым и Смирновым в 1936 году означало бы сотрудничество со Сталиным, оказание ему помощи в уничтожении всех, кто участвовал в блоке и помимо того подлежал „разоблачению“. Наш вывод по данному вопросу ясен: Троцкий и Седов не сказали правды о блоке 1932 года, но в то время их обязанность и состояла в том, чтобы не говорить этой правды»[354].

Высказанное Бруэ допущение, что блок существовал только в 1932 году, безосновательно. И для Бруэ, и для других исследователей не составляло тайны, что блок мог просуществовать вплоть до 1936 года, когда были арестованы будущие подсудимые январского процесса 1937 года. Так или иначе, но главное для нас состоит в том, что Троцкий лгал и скрывал важные доказательства. Последнее означает: ни одно из его заявлений нельзя принять за истину. Дж. А. Гетти на сей счёт высказался так: «Дело здесь в том, что Троцкий лгал… Троцкий принадлежал к прагматичной, утилитарной большевистской школе, которая ставила потребности движения выше объективной правды»[355].

Гетти и Бруэ установили: отрицая связи с троцкистами в СССР Троцкий лгал комиссии Дьюи. А в нашей работе представлены доказательства, что он или, по меньшей мере, Б.Дж. и Эстер Филды дали лживые показания о «Гранд отеле» и кафе «Бристоль».

Троцкий знал, что «блок „правых“ и троцкистов» одобрен им в письмах к сторонникам в Советском Союзе, что однажды напомнил ему личный секретарь Жан ван Хейенорт: «Дело № 13095 содержит записку секретаря Троцкого ван Хейенорта1937 года, из которой явствует, что Троцкому и Седову напомнили о блоке во время комиссии Дьюи в 1937 году, но вопрос был ими скрыт от следствия»[356].

Хотя какая-то, возможно, даже значительная часть материалов, компрометирующих Троцкого, была удалена из его архива, кое-что всё-таки известно. Мы, к примеру, знаем, что на слушаниях комиссии Дьюи Троцкий вышел далеко за рамки простого замалчивания или сокрытия информации. Не гнушался он и откровенной лжи.

Как мы видели, Троцкий лукавил, когда писал о своих связях с Радеком:

«Пятаков прилетел будто бы из Берлина в Осло на самолёте. Огромное значение этого показания очевидно. Я не раз заявлял и заявляю снова, что Пятаков, как и Радек, были за последние 9 лет не моими друзьями, а моими злейшими и вероломными врагами и что о переговорах и свиданиях между нами не могло быть и речи»[357].

Но, как мы видели, Дж. Гетти на основе материалов из архива Троцкого в Гарварде доказал, что процитированное сообщение не соответствует истине.

Троцкий мог бы сказать: «Да, я переписывался с Пятаковым, но никогда не встречался с ним ни в Норвегии, ни где бы то ни было». Вместо чего он сначала объявил, что показания Пятакова о визите к Троцкому в Норвегию имеют «огромное значение», а затем изрёк, что «за последние 9 лет» о переговорах и свиданиях с Пятаковым, «как и с Радеком», дескать, не могло быть и речи.

Троцкий опрометчиво вспомнил здесь о Радеке. Но назвав его, он солгал. А следовательно, отрицание Троцким его встречи с Пятаковым в Норвегии в декабре 1935 года ни в коем случае нельзя принимать за чистую монету. Тем самым становится возможным, что на процессе Пятаков говорил правду, и та встреча «огромного значения» в действительности состоялась[358].

Вообще, о своём пребывании в Норвегии Троцкий дал лживые показания комиссии Дьюи. Так, среди прочего он заявил, что не обладал достаточными знаниями норвежского языка, чтобы путешествовать по Норвегии в одиночку[359]. Однако неопубликованные мемуары полицейского Асквига, который охранял Троцкого как раз накануне его отъезда в Мексику в декабре 1936 года свидетельствуют об обратном. По утверждениям Асквига, Троцкий свободно говорил с охранниками на правильном норвежском[360]. Что сильно удивило Конрада Кнудсена, хозяина дома, где останавливался Троцкий, когда Исаак Дойчер поделился с ним этой информацией в апреле 1956 года. Кнудсен и Троцкий преимущественно общались между собой по-немецки [361].

В основу выводов комиссии Дьюи о «Бристоле» положены сфальсифицированные факты. Теперь можно считать установленным, что чета Филдов и сам Троцкий говорили неправду на слушаниях комиссии Дьюи. Благодаря Гетти и Бруэ нам известно, что Троцкий солгал, во-первых, когда опровергал наличие связей со своими сторонниками в Советском Союзе, во-вторых, когда утверждал, что после 1930 года не пытался войти в контакт с Карлом Радеком, и, в-третьих, когда отрицал существование «блока троцкистов и „правых“».