– Ну здравствуй, Серый, – сказал Соболь, мощно качнувшись вправо, и тут же еще мощней качнулся влево: – Здравствуй. Не ожидал?
– Не ожидал. Ну, здравствуй, – тоже сказал Серый и тоже немного качнулся вслед за Соболем, и ему стало неловко: «Еще подумает, что я под него подлаживаюсь».
– Подлаживаться приходится, – сказал Соболь и еще усилил размашку, – в одной тайге живем. В общем, слушай. Могу я собрать своих на Хорогочах? Могу. Мне свои ясашные сотни чем на капкан положить, лучше уж… под пули послать… Глядишь и увернуться. Ребята храбрые и подготовленные. Так что соберу живым весом – а уж дальше сам управляйся. Только, чтоб собрать – их еще выкормить надо. Ладно Глухарь птица серьезная, все сделает… А с мышом как?
– Да Бурундук сказал, что с мышом и дикоросами поможет…
– Да че этот Бурундук? – Соболь качнулся особенно возмущенно. – Не тот калибр. Ты не понимаешь… Есть бурундуки, а есть… фигуры, над которыми… вообще… – Соболь метнулся дважды. – Вакуум. Мы здесь сколь угодно можем рассуждать… Только что мы видим-то отсюда? Надо идти к тому, кто далеко видит. Я тебе сейчас дам одну штучку, называется «коготок»…
Серый хотел крикнуть: «Знаю, знаю! Он покатится или полетит! А мне за ним!», но почему-то сдержался, больно сильно тот раскачивался.
– Держи, – сказал Соболь. – Вставь в свой коготь. Снизу. До щелчка. Все. Отлично.
Не успел Серый понять, почему он не залаял ни на Глухаря, ни на Соболя, как невиданная сила в лапе подхватила его, и он побежал, видя, как сереет небо облачками, и чувствуя талое тепло верховки и особенно оживающие запахи… Через считанные мгновения увидел Серый впереди сияющий просвет, следы знакомой гусеницы, и вот он уже стоит на Енисейском Угоре возле самой оттаявшей кромки, на которой возвышается серая груда базальтовых окатышей. А впереди даль неоглядная, и воздух дрожит и плавится от теплого ветра. Да вдали на горизонте ломаются и нарождаются миражные слои дальнего мыса, мазки, штрихи, черточки – не то озера с деревьями, не то города неведомые. Подбежал Серый к каменной груде. Лег рядом и заскулил.
– Серый, Серый, – раздался вдруг из-под ног зычный и густой голос, – слезами горю не поможешь, а как ты Тагана любишь, мы и так знаем. Сами такие.
– Да кто ты? – тихо спросил Серый.
– Я тот, который глядит далеко. Я Енисейный Угор. Да только моей далью можно лишь до мыса дотянуться, а тебе другое нужно…
– Куда же мне залезти? – воскликнул горестно Серый, вскинув голову на мачтовые лиственницы с пупырышками почек. – Я же не Соболь и не Глухарь. Где мне на них забраться?!
– Забираться не надо. Спустись с меня.
– Как?
– Так. Вон по распадку, где Старшой камни с Ляминой корги́ возил.
– Батюшко-Угор, я что там над мысом за нагромождение такое, слоями такими ходит, будто на город похоже?
– А это Город Чемдальск. Чем дальше спрос, тем ближе эхо.
– Коленвал какой-то опеть… – сказал Серый.
– Спускайся давай вниз, а то правда…
– Ну спущусь, а дальше-то что?
– А ты сначала спустись. А там поймешь.
Серый спустился по Старшовской снегоходной дороге. Когда выбежал на паберегу, увидел камень, выпавший из коробушки. Его наполовину втопило в снег весенним солнцем.
Серый подбежал к Енисею и увидел заберегу – первую в этом году и вторую в своей жизни. Возле изгиба берега зеленел снег и в ямке набралось зеркало бирюзовой водицы. В воде шевелилась букашка. Серый попил водицы и сказал:
– Эх, спасибо…
– Пей, пей… Ты же набегался.
Серый вздрогнул и оглянулся. Голос был со всех сторон и выходило, что он внутри голоса.
– Ты кто? – спросил он.
– Тот, кто тебя напоил.
– Заберега?
– Хм… – тихо рассмеялся Батюшка-Енисей, – собака ты собака. Я Батюшка-Анисей. Здравствуй, моя.
– Так-так-так… – проговорил Серый и на всякий случай быстро лег, есть такое собачье падение в клубок. – Я полежу, а то… я запутался.
– Я тебе помогу. В чем забота?
– Мне Старшому надо помочь. И Бурундук тут, и Глухарь, и Соболь, ну они все вроде хотят… Ну чтоб на Хорогочах соболь собрался. А вот со снегом как быть-то?
– А че те снег? Пусть Старшой ловушками работает!
– Ловушками! – горько сказал Серый. – А от меня-то какой тогда прок?!
– Как какой? Ты со всеми договорился, а дальше уж Старшой пусть разбирается.
– Батюшка-Енисей, нельзя мне так! Как ты не поймешь! Ведь я все это затеял, чтоб помочь, чем могу. Я не по сделкам! Я соболя ищу!
– Серый ты, Серый… Так договориться не каждый делец сможет… Ладно. Что у тебя там? Снег?
– Снег, Батюшка. И еще… страшно сказать…
– Можешь не говорить. И так знаю. Санкт-петербуржский пушной аукцион.
– Он, Батюшка.
– Слушай меня внимательно, Серая Собака. Что я могу? Я могу попозже встать, пораньше пойти. Понятно, воды много, по осени остывает, тепло держит… Но это все, как сказать… подогрев местного значения. А снег, – медленно сказал Енисей, – это уже общее круговращение возду́хов. Тут как солнышко ходить будет – так старые люди говорят… А еще и теплые весна-лето нужны… Погоди, я сейчас лопну коло Рябого камня, а то поддавлят. Не пугайся.