Пропаганда 2.0

Никто не сказал теневой экономике слова Шварца и его оригинальных предшественников (Шамиссо и Андерсена): «Тень, знай свое место!». Наоборот, тень двинулась вперед, расталкивая всех остальных.

В норме революционных смен социальных систем поочередно включаются три компонента: информационный – политический – экономический. Информационный – готовит население к смене политического порядка, а уже она изменяет экономику и структуру собственности. Но в случае нашей перестройки эти три компонента включились потому, что их подталкивал к этому теневой экономический компонент. Как было сказано в «Операции “Ы”», «все уже украдено до нас».

Последнюю фразу можно проиллюстрировать такой информацией. Р. Пихоя рассказал следующее [4]: «На президиум вызвали Скокова, заместителя председателя Совета Министров, с тем, чтобы спросить, как этот экономический суверенитет обеспечить. И Скоков произнес: «Какой экономический суверенитет? Российское правительство вообще ничем не управляет. У нас ничего нет. Нефти нет – там Газпром. Леса нет – все уже акционерные общества. Колпаков, министр черной металлургии, сказал мне: мы уже все давно акционировали. У нас Колпаков теперь – новый Крупп. У нас, – продолжает Скоков, – нет собственности в России!» Вот тогда я и задумался, куда она делась. Распад Советского Союза начался с 1987 года, когда запустились эти процессы. А в 1991 году, можно сказать, просто “прибрали покойника”». 1987 г. – это появление закона о кооперации, с которого началось растаскивание государственной собственности.

Но экономику растащили на части те, кто имел к ней доступ, или те, кому доверили их растащить. Это партийные руководители, это красные директора, это спецслужбы и это теневики. Они, естественно, выиграли, получив то, что принадлежало им в системе управления.

Полторанин рассказывал, что Ельцин не пошел по пути японского народного капитализма, где люди действительно получили в руки собственность, поскольку так ему советовали западные специалисты, которых беспокоило то, чтобы заводы не попали в руки красных директоров.

В результате был построен странный мир, управляемый «лингвистическими законами». Все считали, что если что-то назвать демократией, а другое нечто – прокуратурой, все проблемы будут решены, особенно если генсека назвать президентом. Годы, прошедшие после перестройки, демонстрируют, что это не так.

Г. Гасанов выдвигает также идею, что языковой импорт может разрушить реальность [5]. К сожалению, мы уже выстроли стройную вербальную реальность, поэтому словами ее уже не изменишь. Более того, новое поколение постсоветских лидеров уже научилось говорить так, как этого требуют западные стандарты. Но говорить по-новому – не значит делать по-новому.

Мы никогда не говорим на тему того, что, возможно, объяснение наших неудач лежит не только в «неправильных» лидерах, но и в нас самих, которые не прошли определенные стадии «взросления». Ведь даже если исходить из того, что травмы выходят только в третьем поколении, а второе поколение носит в себе травмы, которые получило первое, то Сталин, к примеру, покинет нас не сразу.

К. Юнг говорит о демонах и таинственных силах, влияющих на нас, хотя на самом деле это наши собственные внутренние силы, спроецированные наружу [6]: «Немцы проявляют особенную слабость перед лицом этих демонов вследствие своей невероятной внушаемости. Это обнаруживается в их любви к подчинению, в их безвольной покорности приказам, которые являются только иной формой внушения. Это соответствует общей психической неполноценности немцев, следствием их неопределенного положения между Востоком и Западом. Они единственные на Западе, кто при общем исходе из восточного чрева наций оставались дольше всех со своей матерью. В конце концов они отошли, но прибыли слишком поздно, тогда как мужик (the mujik) не порывался освободиться вообще. Поэтому немцев глубоко терзает комплекс неполноценности, который они пытаются компенсировать манией величия».

Кстати, Юнг считает, что эта проблема не касается, к примеру, немцев Швейцарии из-за их малочисленности: «Если бы население Швейцарии составляло восемьдесят миллионов, то с нами могло бы произойти то же самое, поскольку демонов привлекают по преимуществу массы. В коллективе человек утрачивает корни, и тогда демоны могут завладеть им. Поэтому на практике нацисты занимались только формированием огромных масс и никогда – формированием личности». Кстати, эта идея полностью соответствует моделям влияния, принятым на вооружение британскими военными. Они считают, что бессмысленно влиять на отдельную личность, следует менять социальные правила, а личности уже придется этому подчиниться.

Смена власти является сложным процессом, куда приходится вовлекать всех, кто может помочь. А люди искусства исходно являются социальными инноваторами, поскольку они пытаются сделать то, что до них не делал никто. Их эмоциональная система настроена на будущее, поэтому они всегда будут идти впереди любых смен социосистем.