Он говорит об особой пиар-технологии сегодняшней подачи Сталина [18]: «Всегда баланс должен держаться таким, чтобы негатив присутствовал, но его не было больше. То есть это очень сложная – как за реостатом – туда-сюда, туда-сюда, главное сохраниться. Что происходит? У нас гигантское количество передач о Сталине, фильмов, – неважная оценка. «Эхо Москвы» тоже прекрасно в этом участвует, раздувает и сохраняет, транслирует и воспроизводит культ Сталина – как и почти все другие в этой большой пиар-технологии, не рефлексируемой, обществом не осознаваемой».
При этом следует признать, что такая ситуация имеет под собой серьезные фактологические основания, поскольку мы живем в обществе с засекреченным ближайшим прошлым. Реально никто не знает, как проходили самые важные события недавнего времени. Предложенная нам картинка, без сомнений, не соответствует реальности. Это и снятие Хрущева, и перестройка, и ГКЧП.
Дондурей предлагает ряд правил, по которым, по его мнению, формируется миф Сталина в современном российском сознании. В одном из них запускается следующая идея [19]: «
Практически такая же ситуация образовалась сегодня и по Берии. А. Полонский перечисляет «позитивы» предложений Берии [20]: «Еще более последовательными были предложения Берии по вопросам национальной политики. Он советовал перейти от конфронтации к диалогу с национальными движениями в Прибалтике и на Западной Украине, выдвигать национальные кадры, привлекать к сотрудничеству интеллигенцию, в частности вступить в переговоры с западно-украинской эмиграцией. 26 мая 1953 г. ЦК принял постановление «Вопросы западных областей Украинской ССР в докладной записке тов. Берии Л. П. в ЦК КПСС». После ареста Берии на июльском пленуме его рекомендации были названы вредительскими. В опубликованных материалах официального обвинения Лаврентий Павлович был уличен в «огульном оправдании оуновщины». Трудно понять, почему такая формулировка не заинтересовала современных историков. Быть может, дело здесь в том, что «оуновщина» в постсоветской мифологии соотносится не с освободительным движением, а с «фашистскими недобитками», поэтому сочувствие злодея Берии злодеям-бандеровцам выглядит в чьих-то глазах вполне естественным. По существу, если выйти из-под влияния мифа, политику Берии в марте-июне 1953 г. легче всего определить модным нынче словцом «реалистичность». Так, прекрасно информированный шеф стратегической разведки СССР, во многом, кстати, решившей исход Второй мировой войны (об этой роли Берии предпочитают умалчивать), до последних дней отстаивал необходимость объединения Германии, возвращения к нормальным отношениям с Югославией, предлагал отказаться от авантюр на Западе и Востоке, в чем, собственно, и обвинялся своими противниками».
Странно, но эти смыслы оказались работающими. Только для них еще не настало время. То есть в мире существует весь набор смыслов, только некоторые из них еще ждут своего времени. У американцев в свое время была запущена автоматическая программа поисков «революционных» текстов. В преамбуле к ней говорилось, что Гитлер и Ленин, прежде чем реализовывать свои идеи в реальности, высказали их в своих книгах.
Л. Лурье суммирует «плюсы» политики Берии так [21]: «У Берии был план действий, позже его назовут «оттепелью». Начинается реабилитация политических заключенных, запрещены пытки, прекращены славословия в адрес Сталина, освобождены из лагерей «бытовики» (те, кто сидел за прогулы, за сбор колосков с колхозного поля и т. д.). Берия предлагает «коренизацию» руководства советских республик: альтернативой партизанщине на Украине и в Литве должны стать социальные лифты для тамошней молодежи. Задумывались окончание войны в Корее и «финляндизация» Германии (объединение ГДР и ФРГ, вывод советских и натовских частей). Партия должна заниматься агитацией и пропагандой, важные решения принимает правительство. СССР из тоталитарной страны должен был превратиться в авторитарную».
Никто никогда не говорит, что, возможно, советские партийные бонзы, устранившие Берию, боялись не столько Берии, сколько его планов, отклоняющих траекторию советского государства в том направлении, которое их не устраивало. Им точно не было бы места в таком СССР. Но все вышеперечисленные «смыслы», которые мог запустить Берия, были потом все равно использованы.
Как перестройка, так и снятие Хрущева конструируются с созданием определенных физических трудностей (нехватка продуктов, сигарет, алкоголя и т. п.) для населения, чтобы после их снятия население ощутило позитив. То есть моделью становится сознательно вводимый негатив, который затем легко снимается.