Пропасть

Хотя вообще-то, с сегодняшним моим опытом бездомной жизни, я конечно сумел бы пройти эту несчастную Польшу — причём, без особых проблем. Но в том-то и дело, что тогда у меня не было сегодняшнего опыта (будь он тогда у меня, я бы и из армии не побежал — скорее побежали бы от меня "деды"). Поэтому, в конце концов, опять произошёл арест. Просто недостаточно учёл небольшие размеры Польши и наличие в стране военной диктатуры — во времена которой, патрули ходили даже по поездам. Вот на один из таких патрулей и нарвался. Опять всё было прозаически просто и совершенно лишено каких-либо эмоций и страстей. Я был слишком голоден, холоден и измучен бессонницей, чтобы впадать в какие-то истерики по этому поводу. Все чувства были как-то заторможены. Сам себе виделся как бы со стороны…

И вот опять застава, опять уже знакомые физиономии польских солдат-пограничников, которые кормят меня колбасой и тушёнкой (то и другое у поляков какое-то безвкусное — но я человек непривередливый), отпаивают горячим чаем, дружески хлопая по плечу рассказывают о том, какой у них был переполох после моего перехода. Вообще-то я, как нарушитель границы, должен сидеть в камере. Но — дверь камеры раскрыта настежь, я сижу за столом в дежурке, среди каких-то телефонов и, криво усмехаясь, порой матерясь, повествую о своих злоключениях. Иногда в помещение заглядывает на минутку какой-нибудь офицер и, хмуря брови, качает головой — ну совсем уж никакой дисциплины!..

На советской погранзаставе — иная картина. Полуживые солдатики, клюют носами и ими же беспрерывно шмыгают. Их опять заставили, за каким-то хреном, по морозу, без сна и отдыха, прочёсывать занесённую снегом приграничную местность. А то ведь вдруг это не я, а какой-нибудь шпион-диверсант коварный, границу перешёл — и теперь, быть может, подсыпает, гад этакий, отраву в котёл колхозной столовой!

На беду погранцов, я, не мудрствуя лукаво, сказал, что обронил в снег бывший при мне штык-нож, когда через сетку-путанку ломился. И вот уже мы едем к границе. И солдат заставляют голыми руками шарить в снегу — искать этот самый штык-нож. На робкое замечание какого-то служивого о том, что, мол, весной тот штык-нож сам под ногами нарисуется, брюхато-усатый полковник грозно орёт: "Штык-нож, — это оружие! Найти его — необходимо!.." Сам-то он, правда, не только в сугроб не лезет, но и из машины выходит редко — ему и из кабины неплохо видно, как подчинённые в снегу копаются. А у пограничников уже руки красные, как в кипятке обваренные — аж мне, глядящему со стороны, не по себе становится. Сопли вытирать не успевают…

Наконец, у одного из них щёлкает в мозгу. Какой-то задубевший хитрец подбегает к полковнику: "Товарищ полковник — разрешите обратиться!.."

— "Чего тебе?"

"Я вспомнил товарищ полковник, я видел — сюда польские пограничники на машине подъезжали. Они штык-нож нашли и уехали."

Полковник косится недоверчиво: "А ты часом не врёшь? Станут тебе пшеки в снегу копаться!.."

— "Чес-слово, товарищ полковник! Сам видел — взяли и уехали…" Голос солдатика полон отчаянья. В глазах жуткая тоска — как у собирающегося повеситься.

Начальство долго сопит, кряхтит, брови хмурит — но в конце концов, то ли верит, то ли делает вид что верит (может ему самому домой попасть скорее охота). Поиски прекращаются…

Тем временем с заставой "разбираются" за мой "прорыв" (так на ихнем жаргоне именуется удавшийся переход кем-либо границы — в отличие от "попытки"). На сей раз никакие отмазки погранцам не помогают — их ведь заранее предупредили. И тем не менее — переход состоялся. Второй раз — на участке одной и той же заставы.

Один из офицеров заставы — майор Шишкин — увезён в госпиталь с сердечным приступом. Другие ходят повесив головы, в ожидании "выводов", которые должна сделать какая-то комиссия, специально для этого прилетевшая из Киева. Ну как же — ведь согласно уверениям советской пропаганды, у нас граница на замке: птица не пролетит, мышь не проскочит!..

Сами пограничники уверяют, что когда сработала сигнализация, "зазвенело" на всём четырёхкилометровом участке. И поэтому они "побежали не в ту сторону". Дескать, не знали же точно, где именно "прорыв" — тем более, что из-за мороза, на КСП не осталось никаких следов…

Оправдание малоправдоподобное. Не могли все пограничники, выведенные в наряд, кучковаться в одном месте и все разом ошибиться. И непонятно — как могли ошибиться собаки?

Можно конечно допустить мысль, что начальство само сбило с панталыку солдат — понарассказывав ужасов о трёх вооружённых дезертирах, которые вот-вот через заставу в Польшу ломанутся. Поэтому, когда сработала сигнализация, погранцы, не желая рисковать жизнью, сознательно двинули в сторону, обратную от нужной. Выговор не страшнее пули.

Но я не уверен, что эта догадка справедлива. Неужели всё-таки осмелились так откровенно уклониться от выполнения приказа? Кто-то же ведь этими солдатами командовал…