Читаем Пропасть полностью

Кто знает, куда повёз бы этот автомат владелец "Москвича", но буквально на следующем светофоре, к нему в машину заглянул совместный армейско-милицейский патруль. Водитель тут же был за шкирку вытащен из кабины — в этот день на его долю выпало слишком много неожиданностей.

— "Где взял автомат?!"

"С-с-салдат д-да-ал…"

— "Какой солдат?! Где?!"

"Н-не д-далек-ко, к-ква-арт-тал ат-т-сюд-да…"

— "Точно?!"

"Д-да-а, н-не б-бейт-те, п-пож-жал-лста-а…"

Окрестности тут же оцепили. Заметив солдат, чеченец не нашёл ничего умнее, как спрятаться в туалет — обычный огородный "скворечник".

Сортир был взят в клещи. Примерно в ста метрах от него, полукольцом, залегли автоматчики в пятнистой форме.

И вот — брови сурово сдвинуты у прицелов. Главшпан, возглавляющий эту группу захвата, что-то взволнованно передаёт по рации. Слышны обрывки фраз: "Объект оцеплен — приём… Да — седьмой слушает… Позиции заняты — приём… Да, бойцы готовы к штурму — приём… Есть держать в курсе!.."

В конце концов, полузадохнувшийся беглец, выполз из своего убежища.

— "Слушай — я там чут нэ здох, да! Нэт — так срат нылзя!.."

Разумеется, он тут же был повязан. Так закончилась однодневная одиссея "Эдика".

Грузин, ещё утром, затемно, раздобыл где-то денег. Затем нанял такси и поехал в Тернополь — соседний областной центр, расположенный на восток от Львова. В одном месте их машину остановил гаишник. Сказал шоферу что солдаты сбежали, поэтому глядеть надо в оба. На заросшего бородой грузина, одетого во всё гражданское, ни малейшего внимания не обратил. Оно и к лучшему — грузин всё время сжимал рукой в кармане пистолет. Вряд ли гаишнику поздоровилось бы, вздумай он проверить документы пассажира.

До Тернополя доехали без происшествий. Грузин, расплатившись с таксистом, зашёл в "лавашную", в которой работали его земляки. И тут своё веское слово сказал, его величество случай. Я уже упоминал о том что грузин, впервые, был арестован именно в Тернополе. Оттуда его и привезли на суд во Львов (Тернопольская область входила в Прикарпатский военный округ). Из-за прежнего ареста, грузина в Тернополе, знал в лицо начальник местной милиции. В то самое утро, вышеупомянутый начальник, долго тыкался по магазинам, в поисках свежего хлеба. И в конце концов, забрёл в "лавашную" — именно тогда, когда туда припёрся грузин. Два человека, которым ни в коем случае не следовало встречаться друг с другом, не смогли разминуться в достаточно крупном городе, областном центре — и столкнулись нос к носу. Это как столкновение в небе двух самолётов — вроде и небо бескрайнее, пространства сколько угодно, а вот поди ж ты, иной раз сталкиваются…

Увидев грузина, начальник милиции настолько опешил, что не сразу сообразил что к чему.

— "Ты в самоволке, что ли?"

"Ага, в самоволке…"

Выйдя на улицу, страж порядка почесал в затылке — хрен их знает, этих военных, может правда грузина после того случая простили и он продолжает служить?.. Но вроде не должны были оставить без последствий…

На всякий случай позвонил во Львов: как там такой-то, — служит?

— "Да какое там, нахуй служит — его уже обыскались, весь город на ушах стоит!.."

Вообще-то у грузина был шанс. Если бы сразу после нежданной встречи, он покинул "лавашную" — мог бы скрыться. Но почему-то решил, что инцидент исчерпан и никто не станет созваниваться с соседней областью.

Когда же, значительно позже чем следовало, он вышел на улицу, то увидел цепь спецназовцев, в шлемах и с пуленепробиваемыми щитами — которые полукругом выстроились у несчастной "лавашной".

А ведь был уже за пределами Львовской области.

Тернопольские менты заключили с ним нечто вроде джентльменского соглашения: "Ты скажешь на суде, что мы молниеносно арестовали тебя буквально на въезде в Тернопольскую область — а мы скажем, что у тебя пистолет лежал в одном кармане, а патроны в другом (дескать — пистолет был разряжен и грузин стрелять ни в кого не собирался, а потому "социальной" опасности не представлял). Суд это учтёт."

Между прочим — на суде так и было (только судьям эти нюансы были пофигу). Молодой тернопольский милиционер, рассказывая трибуналу сказку о доблестной милиции своей области, сквозь заслоны которой мышь не проскочит и птица не пролетит, вроде как слегка покраснел. Надо же…

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941
100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии».В первой книге охватывается период жизни и деятельности Л.П. Берии с 1917 по 1941 год, во второй книге «От славы к проклятиям» — с 22 июня 1941 года по 26 июня 1953 года.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное