Пропавший без вести

Наверное, мы никогда не забываем прикосновения матери. Все напряжение, сосредоточенное в спине, вся тяжесть в плечах тут же исчезают. По щекам градом катятся слезы. Мама крепко прижимает меня к себе, одной рукой гладя по волосам. В детстве мне снились кошмары, и иногда мама приходила успокаивать: она сидела рядом с закрытыми глазами и гладила меня по голове, пока я вновь не засыпала.

Наконец я вытираю слезы и убираю растрепанные волосы за уши. Мама берет меня за руку и ведет в домик, сажает на диван. Сама садится рядом, спина прямая как стрела, колени касаются моих ног.

Я во всех подробностях рассказываю, что случилось за последние дни.

Мама слушает внимательно, с бесстрастным выражением лица. Когда я заканчиваю, она говорит:

– Жизнь – сложная штука, Сара. Она бывает отвратительной, полной боли и проблем. Но сдаваться нельзя. Джейкоб – крепкий и умный молодой человек. С ним все будет в порядке. – Похлопав меня по колену, она встает. – Чаю?

Я смотрю, как танцуют волны с пенными гребнями. Мама возится на тесной кухоньке. Разобравшись с насосом, она набирает воды и зажигает горелку. Заварочного чайника у нас нет, так что она сначала ополаскивает фарфоровые кружки кипятком, чтобы нагреть их перед подачей напитка.

– Как там Ник? – спрашивает мама, подавая мне чай и тарелку с кусочками фруктового хлеба, намазанного маслом – видимо, нашла где-то в шкафчике. Не помню, когда я последний раз ела. Я медленно пережевываю, глядя, как от кружки поднимаются завитки пара.

– Уехал в офис.

Мама кивает.

– Надо же как-то отвлечься.

Да? А как отвлечься мне?

– Очевидно, он сказал тебе про деньги?

– Да.

– Извини, что это… вызвало проблемы.

Я пожимаю плечами.

– Я тебе очень благодарна, просто я…

– Не хочешь принимать от меня помощь? – заканчивает за меня мама.

– Вроде того.

Мы молча допиваем чай, но в этой тишине я чувствую себя вполне комфортно – не то что раньше. Я знаю, почему в присутствии матери мне стало легче: она все понимает. Она тоже потеряла ребенка.

– Айла, – вдруг говорит мама таким резким тоном, будто имеет в виду что-то неприятное. – Что она думает по этому поводу?

– Она в Чили.

– И ты ей не звонила? – удивляется мама. – Я полагала, вы до сих пор неразлейвода.

– Я звонила, писала… Пока молчит. – У мамы от недовольства раздуваются ноздри. –  Может, телефон там не ловит, – как в прежние времена, бросаюсь я защищать подругу. Маме Айла никогда не нравилась. Наверное, она терпеть не могла, когда я подростком постоянно проводила время у подруги. Мать цокает языком. –  Что?

– Ты столько лет оказывала ей поддержку… а она даже трубку взять не соизволит.

– Перед ее отъездом мы поругались.

– Из-за чего? – спрашивает мама, пристально глядя на меня.

Как ей объяснить? Дело не в ревности – ревность была мне хорошо знакома еще с первых дней нашей дружбы. Нет, просто я внезапно осознала, что Айла была центром наших отношений, а я всю жизнь вращалась вокруг нее. Именно такую роль я всегда играла, и теперь я это четко понимаю. Когда много лет назад умерла мать Айлы, я бросила все, чтобы быть рядом, а она просто взяла и уехала в путешествие, не оглянувшись. Даже свадьбу мы с Ником отмечали не слишком пышно, чтобы не расстроить Айлу. После рождения мальчишек я предложила Айле пожить у нас, ведь ей приходилось тяжело после кесарева сечения. А как же иначе? Она была совсем одна, а мне достался Ник.

Видимо, мне придется всегда поддерживать ее, помогать прийти в себя. Когда летом Айла приезжает на отмель, она ждет, что в нашей семье ее радостно примут и окружат вниманием. К прибытию подруги я убираю в ее домике, загружаю холодильник продуктами, хотя ест она в основном то, что приготовлю я – а потом, после трех теплых месяцев, она снова возвращается в Чили, как перелетная птица.

Я вдруг понимаю, что так и не ответила на вопрос матери.

– Думаю, если случилась ссора, у тебя были на то причины, – говорит мама, по-прежнему глядя на меня. – Я не пытаюсь обвинить в чем-то Айлу, просто… знаешь, за эти долгие годы она могла бы проявить себя и лучшей подругой. Вот и все.

Вполне возможно, что мамины слова относятся и ко мне тоже.

Пробыв с мамой весь день, я с неохотой провожаю ее до парома. Я уже знаю, что остаток вечера проведу в доме, прислушиваясь к неспешному тиканью часов в сгущающейся темноте.

Узкая деревянная пристань скрипит под ногами. Паром только что вышел из бухты – значит, надо немного подождать. Порыв ветра взметает мамины волосы, седые у корней, и я отмечаю, какие впалые у нее щеки. На сердце становится тяжело.

– Спасибо, что приехала.

– Да не за что, – отмахивается мама рукой, будто в ее приезде нет ничего особенного.

Вчера Ник пожаловался, что я бесконечно проверяю, насколько сильно он меня любит, и что никто не в силах соответствовать моим завышенным стандартам, в том числе и мать.

– Помнишь любимую игрушку Мэгги? – спрашиваю я.

Мама смотрит на меня с удивлением, ведь имя сестры мы почти не упоминаем.

– Конечно, – после небольшой паузы отвечает она. – Миниатюрная лошадка. Черный красавец.

Собравшись с духом, я признаюсь: