Пропавший без вести

Он пошел по пляжу, глядя в свой телефон, а внутри меня разверзлась пустота. Вернись, посиди с нами, поговори со мной о Марли!.. Я машинально перевела взгляд на фотографию в старой рамке, которая висела на стене, прямо под табличкой «Домик, милый домик». Долгие годы здесь был один из моих любимых снимков Джейкоба и Марли: им лет по восемь-девять, и они только что вернулись с рыбалки со скумбрией в руках – стоят в выцветших спасательных жилетах, щурятся на солнце.

Песня закончилась, и я вдруг поняла, что в рамке совсем другое фото: Сара, Ник и Джейкоб на шезлонгах у дома, с поднятыми бокалами.

– Ты поменяла снимок? – изумилась я.

Увидев, куда я смотрю, Сара ответила чересчур оживленным голосом:

– Да, Бинкс нас сфоткала в начале лета. Я тут как хомяк с раздутыми щеками, но другой нормальной фотографии втроем у нас и нет.

– Здесь был снимок Марли и Джейкоба.

Сара покраснела.

– Прости, Айла, – сказала она, прижимая руки к груди. – Напечатала кучу новых фоток и обновила все рамки в доме.

– Где он?

– Убрала. Не подумай, я не выкинула! Извини, не надо было вообще его менять. – Слова Сары звучали искренне, и мне стало совестно.

– Нет, это я слишком остро на все реагирую, – покачала я головой. – Летом со мной всегда так.

– Я сейчас повешу его обратно. Классная фотография, мне она очень нравится.

– Не надо. Тут действительно место вашему снимку.

– Тогда давай я отдам фото тебе. Ты приступай к десерту, а я пока поищу.

Попивая вино, я съела несколько кусков пирога, но без особого аппетита. Сара наконец нашла снимок – такой выцветший, что лицо Марли казалось бледным, как у привидения – и протерла его рукавом, прежде чем подать мне. Я аккуратно расправила его и положила в нагрудный карман рубашки – так Марли будет рядом со мной.

Я посидела с Сарой, пока она доедала пирог, а потом поблагодарила ее и под каким-то предлогом вернулась к себе.

В полночь, зашнуровав кроссовки и надев налобный фонарик, я выскользнула на улицу. Я независима, я могу уйти в любое время, не ожидая вопросов от удивленного мужа или заспанного ребенка: «Куда это ты?»

На отмели было спокойно, слышалось легкое жужжание насекомых, но в основном шумело море. На поверхность воды падал призрачный лунный свет, все вокруг выглядело сероватым.

Луч фонарика плясал впереди, как путеводная звезда. Под ногами скрипели камушки. Я выбросила из головы тот снимок мальчишек и сосредоточилась на бешеном ритме сердца. Дыхание перехватывало, но я не хотела останавливаться. Через пару минут меж ребер вонзилась острая боль – верный признак, что пора сбавить темп. Однако я была рада этой боли и лишь продолжила бежать дальше.

Беременная Марли, я однажды прочитала статью про роды, где рассказывалось, как справляться с болью, обращаясь мыслями к другому ощущению в иной части тела. Я все думала, действует ли такой способ при эмоциональных страданиях, и, хотя потеря Марли – все еще свежая рана в моей груди, я в силах перенаправить эту боль в более эффективное русло. Иногда я окружаю себя воспоминаниями о сыне, произношу его имя вслух и рассказываю о нем другим, и тогда мне кажется, что он по-прежнему рядом. А бывает, что внутри скапливается мощный комок боли и мрака – одно неловкое движение, и он взорвется. Вот в такие моменты я и бегаю.

Я добежала до края мыса и повернула обратно, в темпе спустилась по каменным ступенькам, что вели на пляж. Глубоко вдохнула ночной воздух, пахнущий соленым морем и землей. Кожа горела, на спине и груди проступил пот. Я тяжело дышала, но это была приятная усталость.

Прямо передо мной простиралось море – мой враг и мой друг. Надо искупаться. Последним рывком я подбежала к краю берега, загребая песок, и резко замерла. Не считая мерцавшего вдалеке костра, пляж был только моим.

Стараясь отдышаться, я сняла со лба фонарик, затем стащила кроссовки и носки с разгоряченных ног, рядом бросила майку с шортами и белье. Распустив волосы, я пошла вперед, погружаясь в темную, как чернила, воду, и нырнула. Здесь мне стало спокойно, и я легко двигала руками и ногами в мрачной прохладе. Море окутало мое пылающее тело, соски затвердели. Я вырвалась на поверхность лицом вверх, глядя в ночь.

Я плавала на спине, любуясь звездами, но вскоре немного замерзла, и по коже поползли мурашки. Уже на берегу я выжала волосы, надела шорты и майку, а белье засунула в кроссовки и пошла к дому, неся их в руке.

После бега и плавания, как всегда, почувствовался прилив эндорфинов. Меня подгонял теплый ветер, в небе плясали яркие звезды. У костра собрались молодые ребята, они пили пиво и, судя по запаху, курили травку. Я мысленно улыбнулась.

– Айла! – позвал меня кто-то.

Я не сразу поняла, что этот человек с сигаретой в руке – Джейкоб. Ничего удивительного, он ведь уже большой мальчик, и все же глубоко внутри для меня он оставался малышом, который спал на двухъярусной кровати – Марли внизу, Джейкоб наверху – и приходил в восторг от кружки горячего шоколада и сказки Роальда Даля на ночь.