Проповедник

– Во-первых, мы сверились с зубной формулой, и парень в гробу, вне всяких сомнений, Юханнес Хульт, так что в этом отношении ничем порадовать тебя не могу. Зато… – Педерсен не смог противостоять искушению и сделал маленькую паузу, чтобы слегка усилить эффект, – чистейший нонсенс, что он умер в результате повешения. Его ранний уход скорее объясняется тем, что он получил чем-то жестким по затылку.

– Что ты, черт возьми, говоришь?! – От крика Патрика Мартин подпрыгнул. – Что за жесткий предмет? Его убили ударом по голове или что ты имеешь в виду?

– Что-то в этом роде. Но он лежит у нас на столе, и, как только узнаю что-нибудь еще, я тебе перезвоню. Пока у меня не появилась возможность внедриться и посмотреть подробно, я больше, к сожалению, ничего сказать не могу.

– Я тебе очень благодарен за то, что ты так быстро позвонил. Набери меня, как только узнаешь еще что-нибудь.

Патрик торжествующе захлопнул крышку телефона.

– Что он сказал, что он сказал? – с бесконечным любопытством спросил Мартин.

– Что я не законченный дурак.

– Да, для установления этого, пожалуй, требуется врач, а кроме того? – устало проговорил Мартин, поскольку не любил, когда его держат в напряжении.

– Он сказал, что Юханнеса Хульта убили.

Мартин наклонил голову к коленям и принялся обеими руками тереть лицо, изображая отчаяние.

– Нет, с меня, черт возьми, хватит, я ухожу из этого проклятого расследования. С ума сойти можно! Значит, ты говоришь, что главный подозреваемый в исчезновении или смерти Сив и Моны теперь, оказывается, сам был убит?

– Именно это я и говорю. И если Габриэль Хульт думает, что может заорать достаточно громко, чтобы заставить нас отказаться от копания в их грязном белье, он определенно ошибается. Теперь у нас есть доказательство того, что семейство Хульт что-то скрывает. Держу пари: кто-то из них знает, как и почему убили Юханнеса Хульта и как это связано с убийством девушек! – Он ударил кулаком о ладонь и почувствовал, как утренний упадок духа сменяется новой энергией.

– Только надеюсь, мы сумеем выяснить это достаточно быстро. Ради Йенни Мёллер, – произнес Мартин.

Его замечание подействовало на Патрика как вылитое на голову ведро холодной воды. Нельзя позволять соревновательному инстинкту брать верх. Нельзя забывать о том, во имя чего они работают. Они немного посидели, наблюдая за проходящими мимо людьми. Потом Патрик снова завел машину и продолжил путь в отделение.

⁂

Кеннеди Карлссон полагал, что все началось с имени. Больше возлагать вину было, собственно, не на что. У многих других парней имелись хорошие оправдания: у них родители напивались и били их. А у него вроде как только имя.

Его мать после школы провела несколько лет в США. Раньше у них в поселке считалось событием, если кто-то уезжал в Штаты. Но в середине восьмидесятых, когда поехала мать, билет в США уже давно не означал поездки в один конец. Тогда во многих семьях молодежь уезжала в крупные города или за границу. Неизменным осталось лишь то, что, если кто-нибудь покидал защищенный мир маленького поселка, злые языки говорили, что ничего хорошего из этого получиться не может. В случае матери они в каком-то смысле не ошиблись. Проведя пару лет в благословенной стране, она вернулась с ним в животе. О своем отце он никогда ничего не слышал. Но даже это не служило хорошим оправданием. Еще до его рождения мать вышла замуж за Кристера, который стал ему не хуже настоящего отца. Нет, все дело в имени. Он предполагал, что ей хотелось выпендриться и показать, что, хоть ей и пришлось вернуться домой, поджав хвост, она все-таки побывала в большом мире. Сын должен был ей об этом напоминать. Она не упускала шанса рассказать кому-нибудь, что ее старший сын назван в честь Джона Кеннеди, «поскольку в годы жизни в США она так им восхищалась». Его интересовало, почему она в таком случае не могла назвать его просто Джоном.

Его сестре и братьям они с Кристером уготовили лучшую судьбу. Для них сгодились такие имена, как Эмили, Микаэль и Тумас – обычные почтенные шведские имена, благодаря которым он еще больше выделялся среди остальных детей. К тому же его отец был черным, что не улучшало положение вещей, но Кеннеди тем не менее не считал, что особенным его делает именно это обстоятельство. Он был уверен, что всему виной проклятое имя.

В свое время он очень ждал момента, когда пойдет в школу. Он это отчетливо помнил: волнение, радость, горячее желание начать что-то новое, увидеть совершенно новый мир. Буквально за один или два дня это желание из него вышибли. Из-за проклятого имени. Он быстро усвоил, какой грех отличаться от остальных. Странное имя, необычная прическа, немодная одежда – не имеет значения. Это показывает, что ты не такой, как другие. В его случае к тому же считалось отягчающим обстоятельством то, что он, по мнению других, ставил себя выше остальных, поскольку обладал таким оригинальным именем. Будто он сам его выбрал. Если бы выбирать дали ему, он хотел бы зваться, например, Юханом, или Оскаром, или Фредриком – любым именем, открывавшим ему вход в коллектив.