Пророчества Авеля. О будущем России

в первом посещении мага, и описал весьма правильно то же самое лицо, сказав, что он носит европейскую одежду, и, судя по его описанию, она была похожа на ту, в которой я видел его пред моим отъездом из Англии. На этот раз мальчик сказал: «Вот человек, несомый на некоторого рода носилках и закутанный в простыню». Судя по этому описанию, надо было предполагать, что этот египтянин или все еще лежал в постели, или уже умер. Мальчик прибавил, что лицо его закрыто; маг сказал, чтобы он велел открыть его; мальчик исполнил приказание и сказал: «Лицо его бледно; у него есть усы, но нет бороды». Все это было совершенно правильно. Если предположить, по весьма естественному заключению, что, после обыкновенных вызываний флагов, шатров и султана, англичанину ближе всего пожелать вызвать герцога Веллингтона или лорда Нельсона, а французу — Бонапарте или маршала Сульта, и что для этого кудесник предварительно приготовил какое-нибудь описание этих знаменитых людей или по портретам, или по сведениям им собранным, то кудесничество мага покажется мало удивительным. Но вот что необъяснимо: присутствовавшие пожелали видеть Шекспира — и мальчик сделал точное описание наружности сего поэта. Как можно предположить, чтоб египтянин знал Шекспира? Ни маг, ни мальчик не имели, без сомнения, случая видеть ничего подобного сделанному описанию, верному и точному. Но и то могло быть, что кто-нибудь еще прежде просил волшебника вызвать великого поэта, и что на первый раз магия ошиблась; ибо, как говорит г. Лэн и другие, несмотря на все могущество волшебника, ему однако ж случалось делать промахи; неудачу он обыкновенно приписывал или неблагоприятной погоде, или глупости или летам мальчика, и пр.; в таком случае маг, дорожа своею славою и народностью, вероятно употреблял все средства, чтобы добыть где-нибудь изображение лица, в изображении которого он ошибался,— для избежания неудачи в другой раз. Хоть это предположение может быть допущено, но каким же образом могло быть передано это сходство портрета? — «Между магом и мальчиком,— говорит г. Лэн,— не существовало никакого заговора,— я в этом совершенно уверен, и потому что мальчик, исполнивший роль, которую я описал выше, был выбран в моих глазах между множеством других проходивших по улице и потому, что он отверг подарок, который я впоследствии предлагал ему с тем намерением, чтоб он сознался мне, что он не видал в чернилах тех предметов, которые будто являлись глазам его».

Такая же история была и с другим мальчиком в нижеследующем случае. Конечно, можно предполагать, что живописные изображения или описания, где-нибудь добытые, могли дать магу точное понятие о некоторых известных лицах; но каким образом волшебник мог предварительно приготовить описание неизвестного человека, лежащего в саване, или, например, как объяснить следующий случай, более изумительный, нежели все вышеизложенное ?

«Один англичанин, присутствовавший при подобном гадании, насмехался над всеми этими чудесами и объявил, что он до тех пор не будет убежден в их действительности, пока не сделают ему вернейшего описания его отца, о котором, как он был совершенно уверен, никто из присутствовавших не имел никакого понятия. Мальчик, назвав, как водится, по имени требуемую особу, описал человека, в европейской одежде, с рукою, приложенною к голове, в очках, одной ногою стоявшего на земле, тогда как другая нога его была приподнята назад, одним словом, в положении человека, только что сошедшего со стула. Описание было совершенно верно во всех отношениях. Отец этого англичанина, постоянно страдавший головною болью, обыкновенно придерживал голову рукою; что же касается до его ноги, то она была повреждена после падения с лошади на охоте».