Пророчества Авеля. О будущем России

Тут уже не могло быть никакого предварительного сообщения между мальчиком и магом, а главное то, что и сам волшебник не мог иметь об этом предмете никаких сведений. Можно допустить, что мальчик действительно видел все, им описываемое; таким же образом и сам г. Лэн, если б он был на месте этого ребенка, мог видеть то же самое. Волшебник доказал это, приготовив однажды магическое зеркало из чернил на ладони одной молоденькой англичанки, которая, посмотрев в него немножко, сказала, что «она видит метлу, которая сама собою мела землю», и это ее так испугало, что она не хотела долее смотреть. Слушая рассказ (нигде ненапечатанный) лорда Прюдо и майора Феликса о чудных действиях египетского мага, мы полагали, что все эти явления были производимы посредством тайного сообщения мага с мальчиком, так же точно, как то было с говорящей куклой-женщиной и с знаменитым игроком в шахматы; но это мнение совершенно уничтожается рассказом г. Лэна. Впрочем, желая получить некоторые пояснения насчет предосторожностей, которые он принимал при сих таинственных явлениях, мы сделали г. Лэну несколько вопросов, как например, о месте действия, о том, внутри или вне дома проводили опыт; об обществе, которое при этом собиралось, толпилось ли оно около его или иначе; как он сам стоял относительно мальчика и мага, и многие другие вопросы, на которые он нисколько немедля и с подробностию отвечал нам. Действие, как видно, происходило в маленькой гостиной в 15 футов длины и десять ширины, и которую он описывает самым подробным образом, со всею ее мебелью и убранством; маг посетил его вечером. Лэн пишет: «Общество наше состояло из мага, мальчика, Осман-эфенди (переводчика при британском консульстве) и меня. В смежном кабинете никого не было, и туда нельзя было иначе попасть, как через гостиную. Я был один, когда явился маг. Он прямо сел на диван, и долго сидел, почти не шевелясь; единственные его приготовления были заклинания, которые он начертил на бумаге, и которые я тут же списал; потом велел он принести жаровню и благовоний. Я не сводил глаз с мага во все время его действий. Я сел возле него по правую, Осман по левую сторону, а мальчик был поставлен против мага на скамейку; перед мальчиком была поставлена закрытая жаровня. Левой рукой маг держал его за пальцы правой руки, в которой были налиты чернила; в правой руке маг держал лоскутки бумаги и благовония, которые он по временам бросал на горящие уголья; он строго приказывал мальчику ни на одну секунду не отводить глаз от чернил во все продолжение действия. Заставляя мальчика вызывать какое-нибудь лицо, я с удвоенным вниманием наблюдал за магом и Османом. Последний,— я в этом совершенно уверен,— не намекал ни словом, ни знаком; да и к тому же лица, которых вызывал мальчик по моей просьбе, были ему неизвестны. Я принял все меры, чтоб он не имел предварительных сношений с мальчиком, и иногда даже случалось, что опыт не удавался, когда Осман мог иметь с ним какое-нибудь сношение. Короче сказать, нет предосторожности, которой бы я не взял в этом случае. Здесь еще необходимо упомянуть весьма важное обстоятельство, что мавританское наречие мага было мне гораздо понятнее, нежели мальчику. Это наречие нельзя назвать чисто мавританским: это была какая-то смесь наречий книжного, мавританского и египетского, так что маг должен был переменять слова свои, для того, чтоб мальчик его понимал».

Итак, мы можем сказать, что участвовали в колдовстве только трое: маг, жаровня со всеми принадлежностями и мальчик; мы бы могли также принять чернила за четвертое средство чарования; но понятие, которое мы составили об этом действии, придает очень мало важности чернилам. Мы говорили, что волшебник мог иметь рисунки тех предметов, которые видел и описал мальчик; но каким образом сей последний мог видеть эти рисунки, когда ему было строго запрещено «отводить на одну секунду глаза свои от чернил в продолжении всего действия». Это самое изъясняет, между прочим, почему мальчик должен быть известных лет: слишком малый, он бы не умел объяснить видимые предметы; слишком взрослый — мог упрямиться, или, увлеченный любопытством, посмотреть и на то, что, может быть, ему и не следовало видеть. Нет сомнения, что хотя мальчик не видел рисунков, но видел предметы, на них изображенные, и видел их посредством отражения,— это доказывается превращением в магическом зеркале правой руки лорда