Вся описанная картина фактически является развернутым изображением Дан 7, 25: «И против Всевышнего будет произносить слова и угнетать святых Всевышнего; даже возмечтает отменить времена и закон, и они будут преданы в руку его до времени, времен и полувремени». Дракон в данном случае изображает нечестивого царя[392]
, а жена – «святых Всевышнего», которые будут подвергаться преследованиям на протяжении трех с половиной лет. В данном случае опять-таки достаточно сложно однозначно определить, кто здесь понимается под «святыми Всевышнего» – народ Израиля или ангельские, небесные существа. Как известно, автор книги Даниила, скорее всего, говорил здесь об ангелах, но указанные выражения могли быть очень рано соотнесены с человеческими существами. Бегство Жены в пустыню указывает на земной контекст происходящих событий. По мнению, высказанному еще в XIX столетии Ю. Велльгаузеном, текст, легший в основу Откр 12, был создан во время иудейской войны членами группы фарисеев, бежавших из осажденного Иерусалима в пустыню, чтобы ожидать там пришествия Мессии и Божественного Избавления[393]. Очевидно, что автор гипотетического иудейского источника, легшего в основу Откр 12, идентифицировал Жену с Израилем или с собственной религиозной общиной, преследуемой римлянами. По мнению некоторых авторов, идентификация Жены с Израилем сохраняется и в Откровении[394]; тем не менее большинство исследователей полагает, что более убедительным толкованием образа Жены является ее отождествление одновременно с ветхозаветной и новозаветной Церковью[395].В более поздней христианской экзегетике были предложены разные толкования образа Жены, облеченной в Солнце. Восточные экзегеты обычно отождествляли Жену с Церковью. При всей логичности этого толкования большую сложность у них вызывал образ рождения Христа Церковью. Мефодий Патарский, Ипполит Римский и Андрей Кесарийский склонны понимать его аллегорически – как проповедь Христа Церковью или как рождение Христа в душах верующих. Латинские авторы, начиная со св. Епифания и Тихония, зачастую идентифицировали Жену, облеченную в Солнце, с Девой Марией. Позднее эта трактовка закрепилась в католической традиции, оказав сильнейшее влияние на традицию изображения Девы Марии. В новейшее время эта традиция была продолжена рядом Римских пап – так, Пий XII рассматривал Откр 12 в качестве одного из указаний на телесное вознесение Девы Марии в небесную славу.
Обсуждаемые нами тексты интересным образом переплетаются как между собой, так и с рассматриваемыми нами событиями. Жена, облеченная в Солнце, фактически является новым изображением Сына Человеческого, сделанным автором еврейского апокалиптического сочинения, строившим свое повествование на основе книги Даниила. Так же, как и Сын Человеческий, эта фигура яляется символическим изображением народа Израиля, одновременно в своей царственной и страдающей и преследуемой ипостаси. В христианской традиции Жена, облеченная в Солнце, зачастую осмыслялась как изображение Девы Марии. В 1917 году мы видим явления Девы Марии в короне и с царскими регалиями – Богородицы Державной и Девы Марии Кармельской. Оба этих образа в конечном счете восходят к образу Жены, облеченной в Солнце, и опираются на ее отождествление с Девой Марией, принятое в католической традиции. Наконец, оба чудесных события приходятся на 1917 год, дату, когда по нашим расчетам должно было произойти воцарение Сына Человеческого, предсказанное книгой Даниила. В результате, в явлениях 1917 года актуализируется то, что объединяет образы Сына Человеческого, Жены, облеченной в Солнце, и Девы Марии – их значение как символов еврейского народа.
Таким образом, в данном контексте Дева Мария выступает в качестве символического изображения народа Израиля. Ее воцарение, изображенное в чудесных событиях 1917 года, в таком случае может быть указанием на принятие декларации Бальфура, положившей начало возрождению еврейского государства в Палестине. Как видно, это толкование фактически повторяет интерпретацию, данную нами повествованию Дан 7, где дарование Царства народу святых Всевышнего также было истолковано аналогичным образом.
Еще одним значением фигуры Сына Человеческого, о котором мы говорили выше, является его соотнесенность с угнетенными и лишенными политической власти и влияния. Образ Девы Марии также может быть связан с судьбой угнетенных и обездоленных. Эта тема очень ярко звучит в приведенной в Евангелии от Луки песни Марии (Magnificat):