Пророчества книги Даниила: происхождение, история экзегетики, толкование. Царство святых Всевышнего и мировая история

Другим возможным толкованием этой статуи может быть ее идентификация с самим царем Навуходоносором. Сам царь ассоциируется с золотой головой истукана (Дан 4, 38), явившегося ему во сне, а в Дан 3, 1 вся статуя описывается как изготовленная из золота. Первые косвенные указания на такую идентификацию мы находим в книги Юдифи, где Навуходоносор обвиняется в стремлении заставить поклоняться ему все подчиненные ему народы (Юдиф 3, 8). Подобной идентификации придерживался целый ряд христианских комментаторов: Ипполит Римский, Иоанн Златоуст, бл. Иероним. Возможно, что указанные источники переносят на эпоху Навуходоносора более поздние исторические реалии, связанные с царским культом эллинистических царей и римских императоров. С другой стороны, некоторые исторические основания для того, чтобы говорить о возможности поклонения статуе царя в контексте Древнего Вавилона, также существуют. Гигантские статуи монархов были также хорошо известны Древнему Востоку. Можно привести такие примеры как шумерская статуя царя Гудеа, египетские статуи Рамсеса и Аменхотепа III и воздвигнутые Ахеменидами статуи Дария в Сузах и Ксеркса в Пересполе. Традиция почитания статуй монархов также была известна в древней Месопотамии. Мы находим ее уже в шумерских текстах конца III – начала II тысячелетия до н.э[323]. Согласно им, статуя монарха подвергалась всем тем же ритуальным манипуляциям, что и статуи богов, после чего устанавливалась в храмах или других местах поклонения. Эта традиция продолжала бытовать и в более позднее время: так, «ассирийский царь Ашшурбанипал II говорит, что он создал “царский образ в подобии своей внешности” и разместил его перед богом Нинуртой»[324]. Равным образом в отношении статуй царей, так же, как и статуй богов, осуществлялось кормление, практика, продолжавшаяся еще в Нововавилонский период[325]. Царская статуя также являлась объектом религиозного культа, впрочем, не означавшего обожествления царя: «Уникальным атрибутом царской сакральности была статуя царя, воплощавшая, однако, вовсе не его личность, а саму его “царственность” или некий ее “гений”, вполне независимые от самого правителя (в частности, царь мог обращаться к собственной статуе с письмами, и она “отвечала” ему); этот гений был неотъемлемым атрибутом царственности, получаемым правителем при воцарении. Поскольку царственность была создана богами, природа такого “гения” также считалась божественной <…> В этом качестве статуя царя имела собственный культ, сопровождавшийся жертвоприношениями (в том числе после его смерти), однако характерно, что адресатом их всегда называлась “статуя царя”, а не сам царь, то есть приношения предназначались для питания “гения” царя, а не его персоны или души»[326].

Таким образом, воздвигнутая Навуходоносором статуя может быть связана и с почитаемым царем языческим богом, и с изображением самого царя. Тем не менее в контексте самой книги Даниила она может быть отождествлена со статуей, явившейся во сне Навуходоносору, и являющейся символом четырех мировых империй. Всеобщее поклонение этой статуе, которое осуществляют «все народы, племена и языки» (Дан 3, 5), может быть истолковано как пророческое указание на всеобщность поклонения силе и могуществу мировых империй, обожествление могущественной и деспотической власти, которые будут господствовать в мировой истории на протяжении всего периода существования четырех мировых держав. Друзья Даниила, Седрах, Мисах и Авденаго, в данном случае являются прообразом стойких праведников, предпочитающих умереть, а не поклониться образу, символизирующему мощь языческих империй: «И отвечали Седрах, Мисах и Авденаго, и сказали царю Навуходоносору: нет нужды нам отвечать тебе на это. Бог наш, Которому мы служим, силен спасти нас от печи, раскаленной огнем, и от руки твоей, царь, избавит. Если же и не будет того, то да будет известно тебе, царь, что мы богам твоим служить не будем и золотому истукану, которого ты поставил, не поклонимся» (Дан 3, 16– 18). Ответ трех отроков и их чудесное спасение столетиями служили источником вдохновения для преследуемых государственной властью религиозных общин: христиан во время римских гонений, иудеев во время многовековых преследований, различных религиозных диссидентов на протяжении многовековой истории христианских стран[327]. И если бл. Августин видел в этом повествовании предвидение языческих гонений против христианской Церкви, то мы можем усмотреть в картине трех еврейских отроков в печи огненной предвидение Холокоста.