Пророк, огонь и роза. Ищущие (СИ)

— Давайте обойдёмся без метафор, — неожиданно резко перебила его Даран. — Ваши способности как писателя, обладающего витиеватым стилем, я уже успела оценить. Теперь продемонстрируйте ваше умение говорить начистоту, будьте добры.

И Хайнэ продемонстрировал.

— Я не умею интриговать, вы правы, — сказал он. — Поэтому я буду искренним, думаю, это получится у меня лучше. Мне ничего от вас не надо, кроме того, что, наверное, не будет для вас слишком сложным. Позвольте Онхонто раз в жизни покинуть пределы дворца, убедите госпожу дать ему разрешение. Я хотел бы, чтобы он побывал в Арне, увидел горы и Малахитовое озеро. Вы ведь тоже бывали там, вы должны знать, как оно красиво. Выполните это небольшое желание, и я обещаю, нет, клянусь, что ваша тайна умрёт со мной.

На мгновение ему показалось, что в тёмных глазах Даран что-то мелькнуло.

Может быть, это было воспоминание.

«Ранко ведь любил её, это ясно из его стихотворений, — подумал Хайнэ с горечью. — А она… Что-то должно было сохраниться в её душе, я в это верю».

Предчувствие возможной победы — самой сложной и самой, быть может, ценной из всех возможных побед всколыхнуло его душу.

Но иллюзия продлилась недолго.

— Мне было интересно, как далеко ты зайдёшь, — холодно сказала Верховная Жрица. — Хоть я и не люблю тех, кто пытается интриговать, но ещё больше я не люблю тех, кто пытается заменить отсутствие ума так называемой искренностью и порывом чувств. Ты остался таким же глупым ребёнком, каким был в двенадцать лет. Даже твоя сестра и то умнее тебя. Но в целом вы оба не оправдали моих надежд.

— А они были, эти надежды? — вырвалось у Хайнэ.

Даран взглянула на него так, как будто не имела ни малейшего представления о том, что он имел в виду.

— Конечно, — сказала она веско. — Вы двое — одни из немногих представителей семьи Санья, оставшихся в Аста Энур, а не переметнувшихся на сторону предательницы. Я рассчитывала, что когда-нибудь ей придётся пожалеть об этом, но выходит так, что она может только порадоваться, что не взяла с собой лишний и бесполезный груз. На этом аудиенция окончена, прошу вас покинуть мой кабинет.

«Так она ненавидит нас за то, что мы оказались недостаточно хороши? — подумал Хайнэ позже, медленно ковыляя по коридору. — Когда семь лет назад она привезла меня с собой во дворец, она показалась мне такой милостивой, такой благосклонной ко мне. Может быть, так поначалу и было? После стольких лет разлуки она навестила нас, рассчитывая, что её дети превратились во что-то достойное. И увидела во мне, вместо второго Ранко, просто… меня. Иннин она всё-таки взяла с собой, сделала своей ученицей, а обо мне и думать забыла».

Он отбросил от себя эти мысли, которые не могли внушить ничего, кроме глухого отчаяния, когда выбрался в сад, и обратился к мыслям другим, тоже печальным, но менее безнадёжным.

«Глупая моя попытка оказалась бесполезной, — думал он, оглянувшись на павильон, в котором встречался с Онхонто. — Но она будет не последней и обещаю, что однажды у меня получится. Однажды я вытащу вас из этой золотой клетки, чего бы мне это ни стоило».

Позже, когда его слова сбылись самым невероятным образом, о котором он и подозревать не мог, он вспомнил однажды об этих мыслях.

***

На обратном пути в Арне Хайнэ почти не разговаривал с отцом, который сделался таким же рассеянным и безразличным ко всему, как раньше, и ехали они в разных экипажах. Путь занял трое суток, вернулись они поздней ночью.

Пользуясь тем, что сонные слуги, встречавшие их, не успели толком прийти в себя, Хайнэ проскользнул в дом через задние двери.

Несмотря на ту тревогу, которая снедала его на обратном пути, он не хотел узнать от других лиц о том, как всё прошло у сестры — или, может быть, специально оттягивал момент.

Всю дорогу его взбудораженный ум рисовал то чудовищные картины несчастья, то, наоборот, всецелую идиллию родителей с младенцем, и оба варианта были одинаково мучительны.

«Если бы только было так… что ребёнок умер, а с ней всё было хорошо», — наконец, признался Хайнэ себе в своём тайном желании и остановился, низко опустив голову.

Ему пришло в голову то, что Райко Санья, вероятно, чувствовал то же самое по отношению к детям своего обожаемого брата. Теперь были понятны его неприязнь и раздражение, его тщательно подавляемая ненависть… теперь было понятно всё.

«И ничего абсолютно не изменилось, — подумал Хайнэ со злостью. — Я повторяю его судьбу, Иннин повторяет судьбу нашей матери. Но у неё есть одно оправдание: она об этом не знает. А я знаю, и ничего с собой поделать не могу. Я ненавижу этого ребёнка и буду ненавидеть его всю жизнь. Хорошо ещё, что мне не придётся разыгрывать перед ним его отца».

О том, что Иннин, по крайней мере, жива, свидетельствовало отсутствие траура в доме; осторожно заглянув в её комнату, Хайнэ увидел сестру в постели, мирно спящей в объятиях Хатори.

Но ребёнка с ними не было.

Хайнэ замер, не зная, что чувствовать — то ли облегчение, то ли ужас от того, что его желание, возможно, сбылось.

Но неясность эта продлилась недолго — вскоре в коридоре появилась служанка.