Прощай, грусть! 12 уроков счастья из французской литературы

Фильм 1988 года великолепно преподносит эту мысль о лицемерии. Это картина о тщеславии – и его цене. Такое тщеславие предполагает обман: приходится притворяться, что испытываешь не те чувства, которые овладевают тобой на самом деле, и что твои чувства вообще-то не так уж глубоки. Фильм начинается с того, что Гленн Клоуз смотрится в зеркало. Первые четыре минуты нам показывают, как герои одеваются, причем маркизу де Мертей зашивают в платье, чтобы выделить декольте, а де Вальмон подносит к лицу маску, пока слуги пудрят ему волосы. Смысл сцены понятен: эти люди вовсе не те, за кого себя выдают, они играют роли в пантомиме. В фильме делается попытка проанализировать феминистские характеристики маркизы де Мертей, о которых также упоминается в академической критике. Ее можно считать примером исключительной дальновидности: она не дает мужчинам вертеть собой и находит способ действовать во вселенной, где женщин положено притеснять. Тетка Вальмона, подруга президентши де Турвель, поясняет, какая роль отводится женщинам в этом обществе: «Мужчина наслаждается счастьем, которое испытывает он сам, мы – тем, которое можем дать. Они не способны посвятить себя лишь одному человеку. И надежда обрести счастье в любви нередко приносит нам боль». Маркиза де Мертей не собирается играть по правилам, установленным другими. Однако, решая ввести собственные правила, она спускается на уровень, который, можно сказать, не дотягивает до человеческого: она не может и победить, и остаться приличным человеком.

В тексте романа содержится множество намеков, которые подталкивают читателя к выводу, что Шодерло де Лакло задумывал свое произведение не просто как любопытный сборник сплетен. Можно в известной мере посмеяться над президентшей де Турвель, которую «обводят вокруг пальца» двое интриганов, и над ее добродетелью, в итоге очень быстро исчезающей. Но можно и увидеть в ней трагическую, прекрасную и благородную героиню, агнца на заклании. Отмечалось, что в оригинальном написании фамилия Tourvel – это анаграмма фразы «Tru e Lov(e)» («настоящая любовь»). В фамилии Мертей слышится mortel («смертельный», ведь она убийца). В фамилии Вальмона скрыт выбор между «высоким» (mont, «гора») и «низким» (val, «долина») в жизни. Он может последовать велению сердца и хранить верность президентше де Турвель, а может пойти на поводу у примитивных позывов и опорочить себя, чтобы угодить Мертей. В этой теории есть кое-что интересное. Сначала кажется, что Вальмон находится на одном уровне с Мертей, но в конце концов выясняется, что он был игрушкой у нее в руках, и ему приходится поплатиться за это. Час расплаты, конечно, наступает и для нее, но случайно. Можно счесть, что Вальмон – обыватель, который делает выбор между настоящей любовью (и возможностью поступить правильно) и бренностью бытия (смертью). Возможно, в этом тексте больше религии, чем кажется.

Писатель Андре Мальро[24] утверждал, что интересным этот роман делает описание психологических техник: вместо того чтобы принуждать людей к определенным поступкам, Мертей и Вальмон лишь раздают советы и пользуются даром убеждения. Они никого не заставляют ничего делать. Под их руководством люди сами становятся виновниками своего падения. Так происходит даже в отношениях Мертей и Вальмона: она не заставляет его бросить президентшу де Турвель, а просто наводит на эту мысль и делает так, чтобы казалось, будто он сам об этом думал. Как ни странно, роман так же воздействует на читателя: мы настолько увлекаемся коварным планом, что свыкаемся с ним.

Мне придется сделать ужасное признание, связанное с этой книгой, и надеюсь, что у других читателей ситуация обстоит сходным образом, а значит, не я одна со странностями… Я люблю этот роман и читала его много раз. Но всегда читаю его одинаково, торопясь перейти к письмам Мертей и Вальмона. Они – (черное) сердце этой книги.

Как отметили в статье Le Monde, посвященной выходу нового издания романа, часто кажется, что Мертей и Вальмон не столько заинтересованы своими планами, сколько беззаветно влюблены в собственный ум и собственные интриги. Именно их поглощенность собой делает роман совершенно необычным и оригинальным. Особенно неординарен образ маркизы де Мертей – один из самых феминистических женских образов в литературе до XX века. Корыстная и безнравственная, она гораздо умнее самого хитрого из своих противников и способна, по ее собственным словам, быть в тысячу раз хуже любого мужчины: «Qu’avez-vous donc fait, que je n’aie surpasse mille fois?» «Что совершили вы такого, чего бы я тысячу раз не превзошла?»[25]