- Раду, - зовет она, и Раду кусает ее в плечо, затем целует в губы, продолжая двигаться. Когда Габи закрывает глаза, под веками у нее пляшут краски, от возбуждения кружится голова. Ей кажется, что нет никакого мира, уже нет или еще нет, что ничто не существует, кроме него. И когда Раду двигается в ней, когда Габи стонет, подаваясь ему навстречу, она чувствует их любовную страсть, как единственное, что важно. Созидающая, абсолютно земная сила Раду, близкая к земле, к древним культам плодородия и погребения, любви и смерти. И ее собственное, далекое от всего физического и настоящего сознание, конструирующее образы. Все становится одним. Закрывая глаза, Габи видит небо и землю, и золото, и кости, и восходящие ростки, и льющуюся кровь. Бессилие перед не поддающимся разумному контролю влечением к Раду, к его кровавым, ненасытным, темным чертам, наполняет Габи почти экстатической радостью.
Когда Габи приподнимается, чтобы его поцеловать, Раду ловит ее за подбородок, продолжая двигаться. Взгляд у него совершенно шалый, зубы блестят в темноте так хищно.
Они оба смеются, глядя друг другу в глаза, и Раду, наконец, целует ее долго и нежно. В нем столько радости и страсти, которые Габи не может ни осмыслить, ни описать. И пока Раду в ней, пока он, близкий и жаркий, ласкает ее, пока в его движениях она чувствует божественный ритм творения, ей все равно, что будет с миром, она подается ему навстречу. Голова звенит от слов, которые ничего не значат. Плотская любовь и смерть абсолютно равны на весах, земля дает жизнь и забирает мертвых. Когда Раду подается вперед слишком резко, Габи едва не ударяется головой о стену, но Раду аккуратно перехватывает ее, заставляя приподняться, и она кусает его в плечо, тут же сцеловывая выступившую кровь.
Габи, кажется, она готова делать это вечно. Габи, кажется, они и делают это вечно. Она ласкает его, он царапает ее, а потом наоборот, и снова, и снова, пока есть силы двигаться. Когда все заканчивается, оба они кричат. Раду, навалившись на нее, прижимает к кровати, целует Габи в висок. Габи машинально накручивает на палец прядь его волос. Сейчас между ними никакой разницы, касаться его все равно, что касаться себя самой. В голове абсолютно пусто, Раду мурлычет что-то ей на ухо, но слова Габи не очень разбирает.
Она вдыхает его запах, запах крови и трав, спрашивает:
- Что?
- Я говорю: только представь себе, сейчас в нашем Адаме зреет самая смертельная болезнь из всех, известных человечеству. Контагиозность от ветрянки, летальность от бешенства, симптомы от всего, что мы туда намешали. Единственное, что меня волнует - вдруг они будут умирать раньше, чем успеют передать заболевание.
- Какой ты романтичный, - говорит Габи.
- Но ты только представь, моя радость, какое это чудо. Где-то там, в крови нашего академика, зарождается новая, чудовищная жизнь. Кипит первобытный котел творения!
- Давай в следующий раз ты займешься сексом с ним, любимый. И лично столкнешься с сифилисотриппероСПИДом в первобытном котле творения, к примеру.
Раду целует ее в шею, медленно, точно так же, не отдавая себе в этом отчета, как Габи накручивает короткую прядь его волос. Раду все еще в ней, Габи рассеянно гладит и ласкает его тело, думая совсем о другом.
Адам оказался несколько разумнее, чем Кристания и Раду предполагали. Его мозг, который Раду достал из головы какого-то ракового больного, неожиданно сохранил мышление и личность. Может быть, Раду слишком увлекся и воскресил его лучше, чем они рассчитывали. А может быть, Кристания слишком мечтала создать живое существо и превзошла в этом даже собственное Слово. В любом случае, Адам получился вполне себе разумным человеком с душой и характером. Кроме того, что было еще больнее, он не особенно страдал от болезней внутри него. Может быть, в этом случае как раз помогло Слово Кристании, и Адам был слишком мертв, чтобы ощущать боли. Он носил внутри себя смертоносное биологическое оружие, при этом не чувствуя совершенно никакого неудобства. Главнейшей проблемой Адама было то, что его голова пришита к телу какого-то бугая, ничего общего не имеющего с представлением Адама о себе самом. Представления эти, впрочем, были у него довольно смутными.
К примеру, Адам не помнит свое имя, зато прекрасно помнит, как страшно и темно было в смерти. Он благодарен Раду и, особенно, Кристании за то, что они вернули ему жизнь. У Габи от этого сердце разрывается. Уничтожить существо, которое так радостно вернулось в мир. Раду сказал Адаму, что скоро они поедут совершить обряд, который окончательно вернет ему жизнь. И Раду, конечно, врал.
Они должны приехать на водохранилище и принести Адама в жертву, слив его кровь в озеро. Через зараженную воду кровь попадет в первых больных, которые дальше станут передавать инфекцию здоровым уже другими путями. Раду гарантировал, что его необычайное создание пройдет любые фильтры и выживет при самой жесткой дезинфекции.