И картинка мелькает перед глазами, на секунду сменяясь белым шумом, как при помехах в эфире. Айслинн и Габи, погруженная в собственную иллюзию, оказываются в зале Аменти. Вовсе не таком, каким они видели его в последний раз. Мозаика, начищенная до блеска, отливает золотым напылением. Факелы и свечи заставляют это напыление искрить удивительным, нездешним сиянием. Высокие потолки, от которых кружится голова, расписаны фресками, а магия так и трепещет здесь.
Айслинн замирает, она с удивлением осматривает зал, который, может быть, и забыла уже. А может он все эти сотни лет не шел у нее из головы.
- Ты... - начинает было Айслинн, ее голос дрожит от злости. Гуннар говорит в голове Габи:
- Тьери.
И Габи старательно представляет Тьери таким, каким помнит его. Старик в черной мантии со спокойным, строгим взглядом. Айслинн замирает, не заканчивая предложение. Она смотрит на Тьери, мотает головой. Рука у Айслинн все еще кровоточит, кровь мажет по золоту на полу. Айслинн прижимает свою израненную руку к груди, будто боится запачкать даже воспоминание об Аменти.
Она смотрит на Тьери, и ей так больно, что Габи почти ощущает ее боль. И когда Габи начинает говорить, голос у нее дрожит.
- Я мало что о нем знаю, Айслинн. Но он был хорошим человеком, так говорил Раду. Он был лучше нас всех, вместе взятых.
- Именно, - вскрикивает Айслинн. - Именно!
И когда она падает на колени, у Габи перед глазами вспыхивает картинка, явно переданная Гуннаром - кладбище в лесу, тихое, спокойное место, где так хорошо провести вечность. Светит солнце, и его лучи скользят вниз с деревьев к аккуратным надгробиям. Тьери стоит у дерева, высокой и стройной осины. Его окружают Раду, Гуннар, Айслинн и Ливия. Они все в мантиях, лица у них скорбны и серьезны. Габи воспроизводит все это для Айслинн, так, что упав на колени, она чувствует колкую хвою, впивающуюся в кожу и луч теплого солнца, скользящий по ее макушке.
Габи с Гуннаром будто оказываются на одной волне, она подхватывает образы, которые Гуннар посылает ей, развивает их, достраивает. Она слышит слова Гуннара, но в иллюзии их говорит Тьери. Габи воспроизводит воспоминание, общее воспоминание Айслинн с Гуннаром. Она чувствует себя, будто радио, настроенное на определенную волну.
- Когда все закончится, - говорит Тьери. - Я хочу остаться здесь. По-моему, это чудесное место.
Айслинн, которая стоит между Гуннаром и Раду, заливается слезами ровно одновременно с Айслинн, которая стоит на коленях, пачкая алое платье.
- Не плачь, дочка, - говорит Тьери. - Все заканчивается и все продолжается. Разве не чудесное место, чтобы отдохнуть?
И место действительно чудесное. Солнце бьется между листьев, поют птицы, шуршат маленькие зверьки. Спокойное место, где даже в смерти продолжается жизнь.
Обе Айслинн говорят одновременно, совершенно синхронно:
- Замечательное место, только ты не будешь лежать здесь и любоваться солнцем, ты останешься под землей, в темном и холодном месте, где мы никогда не сможем...
Голос Айслинн из воспоминания прерывается всхлипом, за нее заканчивает Айслинн из будущего:
- ... хотя бы увидеть тебя.
Габи впервые чувствует себя зрителем, а не режиссером в собственной иллюзии. Ощущение странное, но довольно интересное.
- Эта боль тоже пройдет, милые дети, - говорит Тьери. - Как проходит любая боль, если только суметь ее отпустить.
Гуннар говорит:
- Море.
Ощущение удивительной синхронности с разумом Гуннара не исчезает, и Габи снова воспроизводит картинку из его воспоминаний: бьющиеся волны осеннего моря. Наверное, это тоже ноябрь, деревья уже окончательно обнажены, но снега еще нет. Корни деревьев обмывает море, вышедшее из берегов. Тьери стоит у этого моря, оно касается его, но отступает, будто не решаясь поглотить. Его ученики стоят в отдалении, они только смотрят.
- Что вы наделали? - спрашивает Тьери. - С кем вы заключили сделку?
- Это ради тебя, - выкрикивает Раду, и его голос тонет в плаче чаек, тут же отзывающемся ему.
Волна накатывает на берег, наконец, намочив Тьери ботинки.
- Нет, - говорит Тьери. - Это ради вашего эгоизма, из-за вашего неумения и нежелания отпустить меня в срок.
Ученики Тьери жмутся друг к другу, как дети, даже серьезный Гуннар, даже отстраненная Ливия.
- Я допустил ошибку, я чему-то вас не научил, - говорит Тьери. В голосе его звучит горечь. - Я мог бы исправить эту ошибку, если бы...
Волна ревет, и Тьери замолкает, но уже не продолжает, когда море утихает тоже. Некоторое время он смотрит в небо, чайки носятся по нему, будто обезумевшие, им передается волнение воды.
- Но я не сделаю этого, - говорит Тьери. - Я тоже не могу. Я слишком люблю вас. Вы все еще мои дети. Вы всегда будете моими детьми. Мы все оказались слишком слабы.
Айслинн из воспоминания смотрит на песок под ногами, не решаясь поднять глаз. Настоящая Айслинн стоит по пояс в воде, ее длинные рыжие волосы мокры, и она не отводит глаз от Тьери, будто пытаясь исправить свою ошибку и наглядеться на него сейчас.
- Дерево, - говорит Гуннар в голове у Габи. - То самое, в Аменти.