Прощай, творение

- Мы пытаемся если не спасти мир, то хотя бы его не уничтожать, - говорит Франц.

- Это семейное дело? - спрашивает Адам.

- Отчасти. Но мы не кровные родственники.

Адам некоторое время молчит, и Франц чувствует неловкость перед этим странным существом, чем бы оно ни было на самом деле. Наконец, Адам все-таки спрашивает то, что, по-видимому, хотел спросить изначально:

- А Кристании чем-нибудь грозят ваши жутко тайные всемирные дела?

Франц хочет было машинально сказать абсолютнейшую правду. Да, Кристании их дела грозят самым непосредственным образом. Смертью грозят. Но Франц смотрит в разные, блестящие глаза Адама, который переживает и волнуется, который умеет чувствовать, как и все прочие существа на этой земле и который боится за Кристанию.

Франц легонько мотает головой, а потом, набравшись смелости, говорит:

- Нет, нет, не грозят, конечно. Кристания - ученица Раду, она просто ему помогает. Ее, как и меня, это все не касается.

Францу тут же становится неловко, он даже боится, что щеки его заливаются краской, идентифицируя ложь, сказанную им только что. Франц закашливается, добавляет:

- В общем, не переживай. Все с Кристанией будет хорошо. Ты за нее волнуешься?

- Конечно, - говорит Адам так искренне, что Франц чувствует себя последним лгуном. Где же Гуннар? Почему он никак не закончит мыться? Впрочем, с него бы сталось оставить воду включенной и с интересом наблюдать, как Франц будет выкручиваться.

Как только Гуннар выходит из ванной, Франц срывается с места, говорит:

- Извините!

Прости, что я тебе солгал.

Ванная подчеркнуто девичья. Множество бутылочек и баночек с кремами, шампунями и бальзамами, пахнущими вкусно и разнообразно. Габи, наверное, принадлежит строй детских гелей для душа: земляничный, мятный, апельсиновый, карамельный, ванильный. Кристания, Франц почти уверен, пользуется дорогой серией профессиональных шампуней. Франц открывает один из них, чувствует запах, едва различимо исходящий от волос Кристании.

- Быстрее, извращенец, - говорит Гуннар в его голове.

- У тебя есть понятия о личном пространстве?

- Я счел нужным вмешаться прежде, чем ты начнешь искать ее зубную щетку.

Франц сталкивается с еще одной непредвиденной проблемой. Все моющие средства в ванной женские и пахнут, как женские. Франц долгое время изучает батарею гелей для душа, уверенный, что никогда и не прикоснется к банановому или шоколадному. В конце концов, он выбирает мятный, как наиболее нейтральный.

После ванной, пахнущий как жвачка, Франц выходит в коридор. Там Кристания доказывает Гуннару, что на улице холодно.

- Мы справимся, - говорит Гуннар.

- Но, - говорит Кристания. - У Раду есть отличные шубки. Они даже мужские. Может быть. Чудовищно похолодало.

- Кристания, мы не простудимся.

- Точно? Вы наши гости, - говорит Кристания. Франц невольно любуется ее бледным, прозрачным видом.

- Спасибо, - говорит Франц. - За заботу, я имею в виду. Спасибо, Кристания.

Она чуть вскидывает брови, потом улыбается уголком губ.

- Не за что.

- Дело не в заботе, она просто хочет нас унизить, - говорит Гуннар. - Пойдем.

- Подождите, - говорит Кристания напоследок. Голос у нее очень взволнованный. - Как там Раду и Габи, Гуннар? Все в порядке? Они живы? У них получается?

Глаза у Кристании при этом такие, что у Франца сердце разрывается, а Гуннар только говорит:

- Все в порядке.

И выходит, не оглядываясь.

Будапешт Франц любит по-своему сильно, он помнит его еще одной из столиц его Империи, Австро-Венгрии, которую Франц так любил. Там были те Вена и Будапешт, непохожие, но крепко связанные, как муж и жена.

Много воды утекло с тех пор, и все же Франц считает Будапешт своим вторым родным городом или, скорее, неотъемлемой частью Вены. Спустя столетие, Франц все еще отлично ориентируется в его улочках и улицах. Кристания, кстати говоря, не врала. Действительно похолодало.

Гуннар смотрит на Будапешт, как на старого врага.

- Отвратительный город, - скривившись, говорит Гуннар.

- Я бы не сказал, - пожимает плечами Франц. - Думаю, что он просто не в твоем вкусе.

Филиал Управления находится на окраине Будапешта, вдали от всех исторических мест и случайно забредающих туристов. Унылое серое здание времен социалистического строительства маскируется под психоневрологический диспансер. Интересно, думает Франц, у Гуннара был бы диагноз, если бы он обследовался, как следует?

Во всяком случае, он форменный параноик.

- Заткнись, Франц, - слышит он голос Гуннара в голове.

- Прости, - отвечает Франц вслух. И думает что это, наверное, самое частое слово, которое он употребляет в их с Гуннаром общении с самого начала. И в то же время Франц испытывает прилив радости оттого, что Учитель у него все-таки есть. В конце концов, именно в Будапеште работает Альбрехт, который от своего Учителя и вовсе сбежал. Они земляки, Альбрехт тоже из Вены, а потому Франц с ним сразу поладил. Альбрехт работает кем-то вроде разведчика, потому как его Слово как-то связано с невидимостью. Что это за Слово Франц до сих пор не знает, при всей своей умильной общительности, Альбрехт довольно скрытный.