Прощай, творение

В лифте запах, исходящий от Айслинн вырубает еще двоих. Но на следующем этаже Калеб и Айслинн выходят, поднимаются по лестнице, проходят через коридоры. Айслинн, судя по всему, хочет усыпить всех. Она заглядывает в каждый кабинет, выходит довольная.

На пятом этаже Айслинн оставляет его, говорит:

- Я пройдусь дальше, а ты оттащи спящих по кабинетам. Мне нужно будет пространство.

Калеб устраивает заснувших прямо в коридоре людей в их кабинетах, а может в кабинетах их коллег. Некоторых усаживает на стулья, некоторых кладет прямо на пол. Процесс до смешного напоминает Калебу игру в куклы. Все эти люди, чьи тела разом лишились воли, будто бы принадлежат ему, и сам он в огромном кукольном домике.

Растащив всех спящих работников по кабинетам, Калеб берет с чьего-то стола чашку с кофе, пьет его безо всякой брезгливости, отмечая, что он, разве что, недостаточно сладкий, но в остальном вполне терпимый.

Айслинн возвращается где-то через полчаса, к тому времени, как Калеба уже трясет от обилия выпитого им чужого кофе. Айслинн спрашивает:

- Ты готов?

И он видит - не готова она. Голос у Айслинн не дрожит, и она остается спокойной, и все же что-то дрогнуло в ней. Калеб презрительно кривится. Айслинн достает из сумочки нож, говорит:

- Я подготовлю все для заклинания. Твое дело только прочитать его, когда будешь готов. Займись сначала ритуалом.

А потом Айслинн одним легким движением наносит себе рану на левой руке, глубокую и кровоточащую. Она снова роется в сумочке, достает кисточку для нанесения макияжа, собирает ею кровь и принимается писать текст заклинания прямо на стене. Калеб смотрит на нее еще с полминуты, без особой на то причины, без настоящего волнения, просто смотрит. И больше всего Калебу нравится, как ее губы кривятся от боли, когда она макает кисточку в рану, чтобы вывести новые буквы.

- Иди, - говорит она. - Иди к черту, Калеб.

И в этой простой фразе, которую Айслинн произносит сквозь зубы - вся ненависть и злость, которая, в конце концов, их и связывает. И только на секунду Калеб задумывается, могло ли все быть иначе? Что делала бы Чэрити Одли на его месте? Не совершает ли Калеб большую ошибку?

Все эти вопросы проносятся у него в голове и тают в огне предвкушения и радости.

- Спасибо, Айслинн, - говорит вдруг Калеб искренне, и он видит, почти чувствует, как ее плечи сводит от злости. - Спасибо тебе за все.

Калеб разворачивается и идет в головную станцию кабельного телевидения. Звучит очень масштабно, оттого Калеб и не ожидает увидеть ее в небольшой комнате, занимающей всего пару шкафчиков. Со слов Тамзин он представлял все эти модуляторы, энкодеры, коммутаторы огромными просто до невероятности, громоздкими и жуткими штуками. Калеб так и не привык думать, что что-то, имеющее влияние на весь мир, может выглядеть незначительным, неприглядным и маленьким. Головная станция кабельного телевидения больше всего похожа на пару стоек с видеомагнитофонами, оплетенными проводами. Калеб даже не понимает, что из этого, к примеру, коммутатор, а что энкодер.

Калеб видит и компьютеры, подключенные к этим невзрачным на вид устройствам. Он вспоминает все, что говорила ему Тамзин. Он готов молиться, лишь бы у него получилось, но отчего-то не решается. На него накатывает страх неудачи, ведь он так близко, почти на финишной прямой, где страшнее всего поскользнуться и упасть. Что, если он не так понял ритуал, который рассказала ему Тамзин? Что, если он будет творить его без полной осознанности? Калеб замирает, не решаясь начать. Страх провала слишком силен, тревога накрывает его с головой. Чтобы успокоиться, Калеб мысленно повторяет заклинание на том невозможном языке, которое выучил. Которое ему скоро предстоит произнести вслух. Айслинн читала заклинание для него только мысленно, он даже не уверен, что произнесет все правильно.

В конце концов, Калеб подходит к стойке, закрывает глаза. Нащупав нож, он поднимает его, прямо в воздухе рисует последовательность цифр, которые велела использовать Тамзин.

Калеб быстро привык к тому, что, будучи колдуном, приходится запоминать огромное количество ритуалов наизусть, потому что нужно быть сосредоточенным на себе и своей магии, не подсматривать текст, действовать, не думая.

Некоторое время ничего особенного Калеб не чувствует, а потом ему передается от лезвия ножа ощущение тепла. Калеб ощущает, будто воздух, это масло, которое он взрезает. И за этим маслом есть что-то твердое, на поверхности чего он и выцарапывает свои цифры. Что-то твердое, искрящееся, какой-то новый слой реальности, недоступный ему прежде.

Когда ряд чисел заканчивается, Калеб ножом ковыряет ранки на своих руках. Не глубокие и не длинные, но достаточные для того, чтобы вставить под кожу провода.