Прощай, творение

Тамзин говорила, ее тело принимает их просто так, но Калеб к ее Слову не имеет ни малейшего отношения, ему придется постараться. Наконец, когда ранок на его руках достаточно, Калеб начинает взрезать провода - какие придется. Тамзин говорила, если он ошибется в одной лишь цифре, его просто убьет током. Она, конечно, не знала, что этого маловато, чтобы убить Калеба. И все же он боится, что его тут же ударит током или что провода будут выскальзывать, но не происходит ни того, ни другого. Провода, будто пиявки, крепко вцепляются в его плоть. Калебу кажется, что их невидимые крючки вцепились в его мышечные волокна, и ему очень больно. Но вместе с тем, безумно хорошо, он чувствует себя возбужденным, наэлектризованным, подключенным. Калеб вытягивает провода, так чтобы он, привязанный к ним, мог лечь. Остаются последние штрихи. Калеб делает финальный надрез под сердцем и вставляет туда самый толстый из проводов. Провод тут же будто вцепляется в самую душу Калеба, питается от его магии, проникает в нее, пьет ее. Буквально через секунду сознание Калеба покидает его тело и возносится выше. Калеб не понимает, сколько прошло времени. Не понимает, есть ли он, а если и есть, то, что он такое. Внутри у него, он больше не может сказать, что в голове, потому что голова это тело, проносятся потоки информации. Цифры и символы, слова, буквы. Он одновременно воспринимает все: вечерние новости, мультики, фильмы ужасов: все проникает в него, все проносится в нем. Вот нарисованная собака с глазами-сердцами смотрит на косточку в миске, а вот докладывают о беспорядках в Ливане: марониты против мусульман. Он слышит лозунги какой-то другой страны - "Христиан - в Ливан, алавитов - в море!", он слышит писклявые песни, видит полуголых девиц, усыпанных блестками, которые распевают эти песни, видит проникающий в чью-то податливую плоть нож маньяка в фильме ужасов и проникающий в чью-то податливую плоть орган в какой-то дешевой порнографии. И все это реально для него, все присутствует одновременно. Секс, насилие, культ детства и страх перед неизвестностью, экзальтация и воспроизведение беспокойства. Калеб будто понимает все механизмы, лежащие в основе этих картинок. Все, что заставляет людей смотреть и слушать - желание переживать снова и снова нехитрые эмоции. Зависимость. Калеб и сам чувствует эту зависимость. Он будто путешествует на волне информации, иногда углубляясь в нее, иногда оставаясь на поверхности.

Он проникает в суть телевидения, в самые глубокие его лакуны, где скрываются чудовища, порожденные массовым сознанием миллионов людей, их нереализованными желаниями и непроговоренными страхами.

Волна набирает силу, и вот Калеб видит все, что когда-либо транслировалось, от черно-белого ситкома "Я люблю Люси" до сегодняшних новостей на CNN. Сначала Калеба накрывает этой лавиной, но вскоре он снова начинает осознавать себя. Картинки пляшут перед глазами, заменяя его мысли. Стоит ему подумать о чем-то, и он видит это на экране.

Стоит Калебу вспомнить о своей цели, и он видит репортаж из Джонстауна. Он хмыкает, а потом говорит себе:

- Готов.

И видит, как американские солдаты в Ираке отдают честь какому-то генералу.

Калеб начинает читать заклинание. Он еще не произносил его вслух, но слова ложатся на язык неожиданно легко, будто он всегда знал, как их читать. Слова текут, и им единственным Калеб не находит никаких соответствий. Вокруг бегут ошибки, исполосованный цветными пятнами экран маркирует отсутствие сигнала.

С каждым словом заклинания, Калеб чувствует себя все более могущественным, его охватывает чувство запредельной свободы и понимания, похожее на то, которое накрыло его, когда Айслинн давала ему магию.

Он понимает в один момент - Бог вовсе не хочет смерти этих людей, конца их мира. Бог не хочет этого, но этого хочет Калеб. Калеб делает это для себя, и всю жизнь он все делал только для себя.

Он никогда не понимал, что такое Бог и что такое любовь. Он не терял веру, он просто никогда не верил. Будто длинное уравнение наконец-то разрешилось коротким ответом. И этот ответ был: нет. У Калеба не было ни веры, ни Бога.

Но его желание сотворить ад для этих людей - правда. Калеб замирает, произнеся последнее слово. И все взрывается силой. Калеб впервые по-настоящему понимает, что такое его Слово, что такое Вера.

Он смеется, даже не понимая, в реальности это делает или внутри собственного воображения. Впрочем, он не уверен, что есть другая реальность, кроме всеобщей фантазии.