Прощальная гастроль

А потом начались хлопоты, звонки друзьям и родным, звонки в поликлинику и в ритуальное агентство.

«Жизнь продолжается, — горько усмехнулся он. — Такие дела».

Илье он не позвонил — Зоя так решила: ни к чему, он только уехал из Москвы, взять снова отпуск — невероятная сложность. Нет, конечно, отпустят. Но ему придется потратить деньги на билет и потерять в зарплате. «Нет, ни к чему, — решила Зоя. — Попрощались же, верно?»

Пришла Зоина подруга, соседка по лестничной клетке. Ее двоюродная сестра, которую Александр видел лет десять назад. Не узнал — как постарела, господи! Да и все постарели… Старики, старики… Все — старики.

Женщины обсуждали поминки, составляли списки продуктов, о чем-то тихо шептались и даже спорили. Он ушел к себе. Видеть все это, слышать было невыносимо.

В день похорон пошел дождь. Кто-то обмолвился: «Хорошая примета». Александр дернулся: «Ну что за бред, что за чушь? Какая примета? И что тут хорошего? Зое, что ли, так будет легче? Или мне?» В автобусе он сел рядом с женой — последнее совместное путешествие. Уловил краем уха разговоры присутствующих — вполголоса обсуждали весенние дачные посадки, делились опытом. Кто-то рассказывал о внуках, кто-то жаловался на сноху или зятя.

«А мы с тобой тут одни», — усмехнулся он и погладил крышку гроба.

Александр не помнил, кто держал прощальную речь, как будто ему отключили слух и даже зрение. Не помнил, кто стоял рядом.

В последнюю минуту перед прощанием — окончательным прощанием — он почему-то посмотрел на небо. Оно было свинцово-серым, набрякшим и сердитым. Где-то дурным голосом прокричала ворона. Он сморщился, словно от сильной физической боли, сгорбился и в последний раз посмотрел на Зою — ее лицо было совершенно чужим. Отстраненным. Равнодушным к этому оставленному миру. И что утешало — очень спокойным…

* * *

В квартире было шумно, влажно и душно. Пахло подгоревшими блинами, какими-то маринадами и почему-то лавровым листом.

Стол был накрыт — на парадной белой скатерти стояли приборы, едва умещаясь между плотно поставленными салатниками, селедочницами и блюдами с прочей закуской. Выглядело все это как-то слишком нарядно, что ли? Как будто собрались что-то отпраздновать. Александр поморщился и вышел из комнаты.

Невыносимо было смотреть, как эти почти чужие женщины хозяйничают в Зоином пространстве, ставят ее тарелки и рюмки, суетятся в ее фартуке.

Женщины, отвечающие за стол, молча проводили его испуганным взглядом. У себя он рассердился на самого себя: «Какая чушь! Вместо того чтобы сказать им спасибо… Они же старались!»

Он взял себя в руки.

Все уже сидели за столом, была налита первая рюмка.

На комоде стояла Зоина фотография — ей было двадцать пять лет, и она была так хороша и так молода! Рядом стояла стопка с куском черного хлеба. Все как положено, все правильно. Живым — жить.

После трех рюмок Александр вдруг почувствовал такую колоссальную усталость, что, извинившись, вышел из комнаты и еле дополз до кровати.

Перед тем как провалиться в сон, подумал: «А что будет завтра? Как я буду жить? Все будет. Жизнь будет. Я буду. Только не будет ее. И к этому еще надо будет привыкнуть. Если к такому вообще можно привыкнуть».

Раздавалось легкое бряцанье ножей и вилок, звон стаканов и шум воды — видимо, женщины прибирались после поминок.

Больше он ничего не услышал — уснул.

* * *

Жизнь стала брать свое, как ни крути, как ни сопротивляйся. Как ни желай и ни отвергай это.

Уже спустя три дня он пропылесосил квартиру, вымыл окно на кухне и пошел в магазин.

Как-то разом исчезли те дела, к которым он привык за последнее время — аптека, поликлиника, суп, компот, смена постельного белья. Покормить, поменять, причесать. Вылить судно, сменить памперс.

Он ходил по квартире, ища себе занятие. Не читалось и не спалось. Телевизор раздражал. Радио тоже. Звуки бесили, равно как и тишина. Казалось, что все всё делают против него. Словно хотят извести.

А может, и к лучшему?

Илья, конечно, обиделся. «Как так, похоронили маму без меня?» Но смирился. Воля матери. И тут же стал звать отца к себе:

— Как ты теперь один? Время работает против тебя. Здесь мы, здесь внуки. Я знаю, что ты всегда этого хотел! Это мама не хотела. И нечего обсуждать — надо действовать. Сделай это ради меня, я прошу тебя! В конце концов, мы давно должны были быть вместе. И возможно бы, с мамой тогда все бы было не так!

Александр перебил сына:

— Ты же прекрасно знаешь, что это не так! Ты же сам узнавал. Ты хочешь кого-нибудь обвинить? Себя? Меня?

Сын смутился и попросил прощения.

Но эта мысль все же угнездилась у Александра в голове — а если бы? Если бы они были там? Если бы вовремя спохватились, заметили?

Сначала сопротивлялся. А потом стало жалко сына — понял, как тот страдает оттого, что не смогли спасти его мать. Теперь остался только он, отец. Ну и надо, чтобы было все под контролем. Это понятно.

И он согласился. Слышал, как обрадовался Илья, как облегченно выдохнул, как крикнул жене:

— Пенка! Все отлично! Отец согласился!

Стали обсуждать детали. А проблем было много!