«Мне приснился сегодня грандиозный сон, который я спешу предать бумаге для поучения творческой молодежи, чтобы он не ушел из памяти навсегда. Снился мне, быть может, роман, рассказ или просто многосерийный фильм с участием богатых новорусских актеров. Итак, компания новых русских молодых людей на черноморском, по-моему, побережье, в районе Севастополя во времена позднего брежневизма, ранней андроповщины или начала конца перестройки репетирует любительский спектакль на камнях, омываемых волнами Черного моря. Что-то такое, знаете ли, буффонадное, наше, постмодернистское. Какая-то классика в современной интерпретации, чтоб шиворот-навыворот, центонно и с намеком. В это время в бухте появляется огромная морская техника с вертолетами. Взрыв! В акваторию бухты тут же входит военный корабль (мы уже на корабле, и я случайно поднимаюсь на верхнюю палубу). Вижу, что корабль и не военный вовсе, а сугубо мирный. Скорей всего — круизный, с поющими и танцующими эстрадными звездами. И капитан корабля вдруг говорит неизвестной накрашенной старухе из попсы:
— Ну что, бабка, страшно? А в Афгании да Чечении не было страшно?
Какая-то зловещая реплика, подумалось мне, и еще мне подумалось, а не свалить ли мне отсюда подобру-поздорову, перевалившись через бортик в зеленую воду, но капитан (он, кстати, почему-то был одет не в морскую, а в сухопутную военную форму Советской армии) вдруг грозно спрашивает меня:
— Ты кто, мля?
— В данном случае актер, репетируем спектакль с разрешения начальства.
— А… А мы, вишь, тут бунт затеяли. За свободу, значит, мы…
— Что ж, тоже дело хорошее…
— Но вас мы не тронем, играйте себе на здоровье. Свободу будем на этот раз делать чистыми руками.
Вскоре их всех, естественно, арестовывают, наезжает большая команда советских, пока еще не перестроившихся гэбэшников, вершится следствие, метут всех подряд. В составе команды какая-то группа священников, не то католических, не то протестантских, которые все одеты в одинаковые черные пластмассовые сюртуки, выставив узкие шеи в черные пластмассовые прорези.
Арестованные обречены. «Оппозиция все они, новые власовцы все они, отщепенцы, и кара их ждет неминучая, слеза горючая», — говорит о них народ, который всегда прав.
А мы меж тем все репетируем и репетируем. Спектаклю все что-то мешает, но мы ведь стремимся к совершенству, не правда ли, и даже немножко радуемся, что премьера откладывается. Репетиции все продолжаются и продолжаются. Но также продолжается и следствие, потому что вокруг тепло».
«К чему бы все это? Зачем такой вещий сон? Севастополь — ведь это Крым, да?»
В знак протеста против бомбежек суверенной Республики Югославии Крестовоздвиженский сложил следующие примечательные, разящие наотмашь строки, про которые он говорил, что их очень трудно будет напечатать, несмотря на то, что цензура запрещена Конституцией:
У Мишеля Камдессу Член похож на колбасу. Потому я Камдессу Как увижу — обоссу.
А еще он говорил, что специально не употребляет вместо слова «член» другое слово, чтобы не выглядело слишком грубо. Однако не нашелся что ответить, когда его недавно спросили, кто такой Камдессу. Да и кто теперь это знает? А ведь Мишель до самого конца ХХ века был распорядителем Международного валютного фонда. Любому мог денежек дать, если бы захотел.
И это удивительно, но Крестовоздвиженский практически никак не откликнулся на бомбежку Израилем Ливана в 2006 году.
— Я ж все время пьяный, когда мне еще и писать, — неуклюже оправдывался Крестовоздвиженский, когда мы жаловались ему, что давно не слышали его замечательных стихов.
— Пойдем, дорогая моя, Нюхать клей «Момент», —
пел влюбленный пэтэушник.
Крестовоздвиженский утверждал, что сам это слышал и видел.
Крестовоздвиженский долго читал статью про какого-то фермера Сережу двадцати лет, который сначала разводил кур породы «кучинская юбилейная», потом разбогател, стал культивировать перепелов, фазанов. А потом Крестовоздвиженскому это надоело. Напился он водки да лег спать. И правильно сделал, между прочим!
Крестовоздвиженский раскрыл газету. Там было написано, что у него много денег, а будет еще больше.
По совести сказать, не любил Крестовоздвиженский консерваторию. Он говорил, что там торгуют спиртными напитками по спекулятивным ценам и вообще очень шумно. Крестовоздвиженский Родину любил, а не консерваторию.
Крестовоздвиженскому снился сон на литературно-эротическую тему. Много чего там было соблазнительного, но он был вынужден проснуться. Уж наступал ХХI век.
— А я полагаю, что сравнение большевиков со свиньями является оскорблением для этих милых хрюшечек, которых к тому же ежеминутно калечат и убивают на различных бойнях стран мира, — посуровел Крестовоздвиженский.
— Вы говорите про шведский остров Готланд? На острове Готланд, между прочим, эксплуатируемые шведские трудящиеся вынуждены глотать бензин и выдувать его в форме огненных шаров на потеху сытым аплодирующим буржуям, — отпарировал Крестовоздвиженский.