Прощанье с Родиной (сборник)

И другие пассажиры тоже производили солидное впечатление. Дяденька в толстых роговых очках, как у ирландского писателя Джеймса Джойса, штук пять дамочек медвежьего облика с расставленными (в Сибири говорят «расшиперенными») коленками. Старушка — божий одуванчик, старичок — в юности, видать, приблатненный хитрован, тоже одетый в очки. Двое «деловых», Федор и Кирилл с электронными калькуляторами… И еще многие, включая шофера, который, как сейчас помню, имел всего одно ухо. Другого уха у него не было. На месте другого уха у него не было ничего, кроме розовой кожаной плоскости. Ясные русские лица с уклоном в азиатчину, как это издревле повелось в Сибири, которую Ермак завоевал, как Колумб Америку, но с более гуманным результатом кровосмешения народов вместо геноцида исконных насельников этих отдаленных от Москвы мест.

Лишь одна девушка особняком держалась от остальной публики. Девушка, которую я запомню по гроб жизни, ибо была она вылитая рысь, каковых изображают в красках учебники и энциклопедии для детей.

Вылитая рысь! Темная шерсточка хищницы над узкой верхней губой. Темные очки вполлица. Резко очерченный подбородок. И стройна она была, стройна, изящна, всегда готова к любому прыжку.

Читателя этого рассказа, если он когда-либо будет напечатан, конечно, может заинтересовать, а что я там делал и как, в частности, в этот загадочный автобус попал. Отвечаю: ездил в райгород К. изучать жизнь и зарабатывать деньги. Помните, были такие деньги, назывались рубли. Их я и ездил зарабатывать. А как — я более конкретно ничего больше не скажу. Во-первых, мы не в налоговой инспекции или, не дай бог, полиции, а во-вторых — неважно, необязательно, может увести рассказ в сторону от его основного сюже…»

Последнее слово Гдов не успел закончить, потому что на столе уже стоял морепродуктовый суп по рецепту испанцев — уж не Колумба ли упомянутого? И официант Дмитрий стоял, с легкой укоризною глядя, что суп остывает, а его не едят.

— У вас все в порядке? — спросил он.

— Да, очень вкусно, — похвалил Хабаров, наливая в рюмки «по 30 грамм».

Чокнулись. Выпили. Захлебали супом. Хабаров огляделся и увидел, что прямо за его спиной помещается громадный аквариум, в котором живут гигантские ракообразные морские животные, активно шевелящие своими клешнями и другими конечностями.

— Это — наша гордость, камчатский краб. А вот — лангуст. А это — американский лобстер, — пояснил Дмитрий, который всё почему-то от их стола не отходил и даже позвал другого халдея, чтобы тот помог ему объяснить значимость этих находящихся в водном плену экзотических существ, которых, по его словам, можно было тут же съесть по желанию, предварительно достав из аквариума и подвергнув термической обработке. «Стоить будет это удовольствие не меньше штуки баксов», — меланхолически подсчитал Хабаров.

— Суп съеден, водка кончилась, и это хорошо, — сказал Гдов. — Давай перед горячим я тебе еще немного почитаю…

— Давай так давай, — легко согласился самую малость захмелевший Хабаров.

«Двадцать восемь лет! А помню, как сейчас! Пускай я стар, сед, плешив, лыс и чувствую, как уже готовится земля ко времени моего будущего в ней захоронения. Знаю, что умру. Но это ничего, я не исключение, хоть и достигла средняя продолжительность 374/542. Не я первый, не я последний. Все или умерли, или еще умрут. Мне главное, чтоб не в крематорий. Двадцать восемь лет прошло, а помню, как сейчас.

Автобус наш шел и удваивал скорость, а время от времени даже и плыл, поскольку жидкая грязь скрывала дорогу, и была эта грязь, как волны. И автобус по этим волнам время от времени плыл до того самого момента, пока окончательно не въехал в канаву.

— Вылазий! — крикнул одноухий водитель. — Вылазий! Толкнем!

— Мужчины, вы слышите? Слезайте, — загомонили дамочки медвежьего облика.

— Ишь ты, дрексель-поксель, — крякнули подростки, готовые к любым испытаниям.

И вся публика высыпала из автобуса вон.

И толкали.

И комья грязи летели на толкающих по причине бешеного вращения лысой резины заднего правого колеса.

— Еще разик, сама пойдет! — шумели самотолкатели.

И, представьте себе, вытолкали. И это неудивительно, потому что ресурсы силы коллективных действий еще недооценены до конца даже и в нашем просвещенном веке. Но если вспоминать Мюнгхаузена, который сам себя из такой же грязи вытащил за волосы, то эту его историю непременно следует относить к ошибкам перевода, связанным с сильным полем давления русской ментальности на мозг переводчика. Человек ведь не может САМ СЕБЯ вытащить из грязи за волосы, да? Или все-таки может?

И толкали. Потихоньку, полегоньку, но автобус все же выполз из грязи. Как всегда.

Усталые, но довольные, извалявшиеся, как свиньи, забрались мы в машину. И совсем бы уж поехали, но тут в пределах прямой видимости, на предварительно скошенном поле произошла та самая сценка, которая резко изменила ход текущих событий и привела к печальному исходу этого рассказа.