Прощанье с Родиной (сборник)

Вернее, не произошла, а происходила, длилась, продолжалась. Мы просто не замечали ничего прежде, увлеченные созидательным трудом спасения. И не сценка, а действо. Любовь двух неизвестных, голых гражданина и гражданки, вершившаяся на той полиэтиленовой пленке, которая покрывала высокий стог свежескошенного сена. Любовь, из которой видно было совершенно все, все подробности, как будто не по чистому полю мы едем, где на горизонте смутно белеют отроги Саян, и воздух напоен девственной свежестью, а коллективно смотрим нелицензионный порнографический фильм, приобретенный за небольшую плату в сомнительном ларьке продажи пиратской продукции, с чем теперь тоже взялось активно бороться наше бодрое правительство, уставшее от своего вялого нерасторопного народца, который так трудно, почти невозможно вести к счастью.

Ошеломленные обитатели автобуса лишь мгновение понаблюдали этот мощный парад плоти, затем, колеблясь, синхронно отвели глаза, одноухий резко тронул с места, и автобус помчался, и скорость его постепенно становилась окончательно дикой.

Дик был и вид пассажиров. Лица, изначально отмеченные исконным влиянием сельской природы, натурального хозяйства, стали кривиться, мельтесить (тоже сибирский разговорный диалект!), наливаться кровью, как у насосавшихся этой крови упырей».

…Что-то произошло и в ресторане, где так насыщенно пировали друзья. Какое-то шевеление народное. Столики постепенно заполнялись представителями среднего класса новой буржуазии. На парковке под окнами уж не оставалось мест, потому что все они были заняты черными «Мерседесами», «Вольво», другими дорогими машинами, названия которых приводить не следует, потому что все их и так знают. Вот пожилой человек с галстуком, откуда сверкает мелкий бриллиант, кушает египетскую утку, вот парочка мытеньких клерков обоего пола углубилась в карту вин, а между ними уж горит объемная свеча, вот несколько официантов, ведомых метрдотелем, несут под бравурную музыку огромный торт. У какого-то счастливца сегодня день рождения. Стейк «Гауди» из отборной испанской телятины с помидорами «Черри» и молодой картошечкой не стоил, по мнению Хабарова, тех денег, которые за него определили в меню. Зато вино Chateau Cissac Haut-Medoc было, по его же словам, «вкусненькое».

— А я спасся, — неожиданно сказал Гдов. Хабаров поперхнулся и закашлялся, частично выпучив глаза.

«Спасся! Я спасся, — продолжал чтение Гдов. — Спасся потому, что люк был поломан, который на крыше автобуса. Люк, имевшийся в поломанном виде на крыше автобуса, был по этому случаю открыт, и я спасся. Ветер свистел в люк.

Люк был поломан, а я спасся. Из этого явствует, что всякий минус имеет свой плюс, как совершенно верно утверждал некто, кто умней меня. Кто же это был? А-а, так это ведь я сам же и был, сам же и утверждал. А где, когда, и сам не помню. Забыл. Все забыл. Скоро, видать, помру.

Эхе-хе… Вот жил, жил, жил изо всех сил. По сторонам смотрел. Любил. Деньги зарабатывал. Ну и зачем смотреть по сторонам, когда меняется только декорация, любовь уходит с шипением, как вода в песок, а деньги отменили за ненадобностью, и все умерли или еще умрут, не я первый, не я последний. Что из того, что сейчас средняя продолжительность у мужчин 374 года, у женщин — 542, если все все равно умрут. Вот тебе, к примеру, не 374, а всего лишь 342, но ты все равно рано или поздно умрешь, и тебя — в крематорий. Мне главное, чтоб не в крематорий, а то нынче всех умерших первым делом в крематорий тащат, такой завели «новый порядок». Мне главное, чтоб не в крематорий. Мне главное, чтоб не в крематорий…»

— Тьфу, — цыкнул зубом Хабаров. — Заело там у тебя, что ли?

— Извини, волнуюсь в предчувствии кульминации и вытекающего из нее катарсиса, — кратко пояснил Гдов.

«Вот, стало быть. Лица, значит, отмеченные влиянием полей и тополей, стали кривиться, мельтесить, надуваться, и некоторые из них, казалось, готовы были лопнуть, подобно тем крашеным резино-техническим изделиям, наполненным водородом, которые так любил носить на нитках праздничный советский народ…»

— Извини, но я что-то не верю, как Станиславский, что на описываемые тобой лица столь повлияло лицезрение таких скромных сцен ординарного сельского секса. Даже с учетом склонности созерцательной российской ментальности к вуайеризму, — возразил Хабаров, но Гдов, казалось, уже совсем не слушал его.

«…и я услышал тихий, интимный разговор. Одна девочка говорила одному балагуру:

— Заходите к нам по адресу перед отправкой.

— Зачем?

— Заходите к нам по адресу перед отправкой. Мы с Олей будем одни.

— Зачем?

— Заходите к нам по адресу перед отправкой. Мы с Олей будем одни, а мамы не будет.

— Зачем перед отправкой, когда можно сейчас, — сказал этот один балагур и крепко ухватил девочку за упругие выпуклости ее юного торса.

А другой ухватил другую. Оля, наверное, она самая и была эта другая.