Прощанье с Родиной (сборник)

— Тени и осколки прошлого. Мелкие сошки из ЦК, инструкторишки, делопроизводители, устаревшие секретарши, неудачливые «красные акакии», не сумевшие правильно измерить пульс времени. Это были седые опрятные старухи в сизых буклях, гипюровых блузках и шерстяных кофточках-джерси, подтянутые старики в невыносимых и неизносимых костюмах, которые им, видать, выдали с партийного склада еще во времена перезрелого социализма. Многих водили под ручки, и все они поголовно плохо слышали, все время громко переспрашивали: «Что?» Не исключено, что прежнюю их жизнь постоянно сопровождал вечный шум времени, и они еще тогда повредили барабанные перепонки. Не скрою, я откровенно любовался этими замечательными людьми, на глазах исчезающей старой гвардии граждан обновленной невиданными переменами России. Сидя тоже в очереди, — на ЭКГ, например, или к урологу, я думал, что если бы я, например, вынул бы, к примеру, из портфеля надувной портрет Сталина, то непременно сумел бы призвать их на мирную демонстрацию, и тихое шествие вялых озлобленных людей во главе со мною растянулось бы от поликлиники до самой Красной площади, уперлось бы в Мавзолей, где до сих пор лежит их самый главный тот Володя.

Там же я узнал, что страдаю подагрическим артритом, стенокардией, хроническим простатитом, гипертонической болезнью, болезнями печени, почек, поджелудочной железы, близорукостью, гастритом и облысением волосяного покрова. И все бы ничего, но у меня вдобавок была выявлена паховая грыжа, результат той самой высокооплачиваемой работы, с которой меня поперли. А вот это было уже серьезно. Я тогда по блату лег за деньги в эту самую Б-скую больницу в палату на шесть человек, где меня за деньги оперировал молодой грузин, выдававший себя за аса, но оказавшийся говнюком. Дело в том, что сумма взятки за то, чтобы стать московским врачом в хорошем заведении, составляет для кавказцев около пяти тысяч зеленых американских единиц, и приезжие врачи, чтобы отбить эти деньги как можно быстрее, лепят по десять-пятнадцать операций в день. И зачастую, как и в случае со мной, решительно не по профилю. Тот грузин к паховым грыжам имел опосредованное отношение, да вдобавок занес мне в мой стерильный живот инфекцию. Отчего по выходе из Б-ской б-цы у меня образовался на теле свищ, и я был вынужден ходить в туалет лишь после приема весомых порций слабительного. Зато я похудел на восемнадцать килограммов, чего и тебе желаю, а также восстановился на работе по тем юридическим причинам, что был незаконно уволен, находясь на больничном листке о нетрудоспособности. Потом меня конечно же опять уволили, по суду уже не восстановили, и я теперь опять безработный. Тем не менее моя здоровая сильная натура взяла свое, я теперь практически здоров, чего и тебе опять же желаю, и я даже решил осуществить свое гражданское право на протестное голосование, чтобы всех их на хрен зачеркнуть, которые кандидаты.

Вот так номер!

— А почему же ты пришел за этим именно сюда, а не куда еще? — только и спросил Гдов.

— Да потому, что мы с тобой договорились об этом вчера по телефону, когда ты был в состоянии сильного алкогольного опьянения, — взял да и преподнес ему Хабаров.

К вопросу о статусе Гдова

— Это точно? — не поверил Гдов.

— Точнее некуда, — успокоил его Хабаров. — Я ведь сейчас не пью, мне нельзя. И питаюсь я только до семи часов вечера с целью поддержания похудания. Кроме того, исключил из рациона жареное, острое, соленое и куриные желточки яиц. Я хочу, чтобы ты все это описал. Ведь ты же писатель, да? Писатель или кто? Ты кто, Гдов?

Писатель Гдов вспоминает Гертруду Стайн

— Писатель — он и есть писатель, он и есть писатель, он и есть писатель, как сказала бы Гертруда Стайн. И по-иному я себя охарактеризовать не могу. Ну, и писатель, нынче в этом нет ничего особенного, если не наоборот, — вывел Гдов.

Еще одна неудачная шутка Гдова

— Я бы в брокеры пошел, пусть меня научат, — снова сострил Гдов.

Гдову не нравится ни одна власть