Прощанье с Родиной (сборник)

И вообще, того, кто сказал такую глупость, будто писатель в России должен жить долго, нужно судить в Басманном суде, как олигарха, или сразу же сажать в Матросскую Тишину, как всех остальных, чтобы не дезориентировали окружающих. Писателю, верь мне, выгоднее помереть в расцвете лет, тогда он становится легендой сердца народного и творческой молодежи, а если кто зажился на белом свете, то вызывает лишь раздражение, как тот старик из сказок Льва Толстого, которого разбогатевшие деточки кормили из деревянной миски говном, пока сами не состарились. Еще лучше, когда писатель вдруг перестает писать, и все вокруг говорят о том, что наш-де мистер Х. перестал, знаете ли, писать, а ведь как хорошо начинал, прям как Юрий Олеша, и на это, знаете ли, тоже нужно определенное мужество, чтобы перестать писать в наши жестокие времена тотальной бездуховности. Глупцы, но и это в какой-то степени тоже выгодно. Вообще в мире писателю выгодно ВСЕ, но, к сожалению, любая выгода к собственно творчеству не имеет никакого отношения. Странно, однако факт! Извини, друг, не могу больше, расстроился, в старинные времена ХХ века пошел бы выпил водки, портвейна, но водку пить РАЗЛЮБИЛ, а уж портвейном нынче и вообще брезгую…»

Ну, Гдов это… Он, как сел, мля, за руль, то, едучи по Ленинградскому проспекту в сторону области, сразу же запел известную ему с детства, с пятнадцати лет, народную сибирскую песню предосудительного содержания:

Раз сижу я в ресторане. Ко мне подходит городовой. Семизарядку вынимает И говорит: «Идем со мной».

Вид его, представьте, был безумен. Волосы вокруг лысины вздыбились. Бородатое лицо полыхало. Каждый, кому хорошо известен Гдов, непременно счел бы, что он пьян, но это стало бы очередной ошибкой того, кто бы это счел.

Он в этот пасмурный апрельский день накануне Пасхи-2006 был совершенно трезв и, в очередной раз временно поругавшись с женой № 3, ехал на дачу, чтобы все там наладить, почистить и вымыть накануне Светлого Дня всего православного человечества, перед грядущими майскими этими праздниками в честь Международной солидарности, когда доброе начальство сдвигает календарные дни и тем самым дарует уставшим от беспредела трудящимся очередные желанные моменты сладкого безделья.

Да и не всегда же он был пьян, литератор Гдов. По жизни. Ведь если бы он всегда был пьян, то давно бы уже умер, потому что пьет он с пятнадцати лет. Как выпил первый раз портвейна на Пасху 1961 года, так и понеслось. Пил, поступив в студенты Московского геологоразведочного института им. С. Орджоникидзе. С товарищами отметили первую стипендию ночным купанием в грязной Москве-реке близ железнодорожного моста, что около метро «Кутузовская», а потом все вместе лечились в районном кожно-венерологическом диспансере, который в те оттепельные годы почему-то располагался на задах Министерства иностранных дел, что на Смоленской площади. Естественно, когда в лесотундре работал, то как там не пить, если есть спиртное? Спиртного два месяца не было, и курево тоже кончилось, сплавились вниз по течению, собрали бычки на месте прежней стоянки, обратно семь километров тащились по ломким камням вдоль горной речки, оскальзываясь в пропрелых резиновых сапогах. Эх ты, жизнь, мля, со всеми твоими перманентными сложностями!