Прощание с ангелами

Она хотела сегодня же поговорить с Францем, все ему объяснить, но нигде не нашла, Она обежала школу, спустилась во двор. Франц исчез.

8

Рут испугалась, когда увидела в дверном проеме Герберта: он стоял, подавшись вперед своим коренастым телом, протягивал ей бутылку шампанского, и лицо у него было бледное, почти белое до самых губ.

Сперва она подумала, что Герберт просто пьян. И он как будто угадал ее мысли. Он оторвал руку от дверного косяка, поставил бутылку на стол и сказал с некоторой даже непринужденностью:

— Начинали с самогонки, давай по крайней мере кончим шампанским. Хотя бы этот вечер. Потом все, конец. Никаких взаимных упреков. Ты его любишь, а я — всего лишь великий самообман, иллюзия, заменитель.

Герберт сел рядом. Рут увидела, как пляшут у него руки, и он это увидел и попридержал одну руку другой.

— Время от времени они начинают вести самостоятельный образ жизни, — сказал он. — Старайся не смотреть.

— Что с тобой? — спросила Рут. — Что за чушь ты несешь?

Она отодвинула в сторону тетради, над которыми сидела. Рано или поздно этот час должен был настать. Она ждала его, ждала и боялась.

— С каких пор мы начали лгать друг другу? — спросил он.

Рут встала, не находя слов.

— Я не дворянин, Рут. В наш век не бывает дуэлей. Мы все так беспредельно благоразумны, что пытаемся подвергнуть анализу любое зарождающееся чувство, мы держим себя под неослабным наблюдением. Я несу околесицу, сам знаю. Но мы оба так долго молчали, что слишком уж много накопилось в душе.

Она понимала, Герберт окончательно раздавлен. Ей следовало бы подойти к нему, но она не могла изображать любовь по заказу.

А Герберт все говорил, говорил без умолку, все сидел в пальто, поставив перед собой на стол бутылку шампанского.

— Брак может быть заключен по случайности, но, будет он заключен, его день за днем очищают от случайного. Брак — это работа и ничего более, понимаешь, Рут?

Все существо Рут восстало против этих слов. А почему, собственно? Что, в конце концов, остается двум людям, когда они утратили друг для друга прелесть новизны?

— Люди либо совместно строят свою жизнь, становясь от этого более зрелыми, богатыми, счастливыми, либо не оправдывают надежд. Я не оправдал.

Начни он упрекать ее, она была бы меньше потрясена, чем теперь, когда он взял вину на себя.

«Я не оправдал».

А она? Неужели она настолько жалка и ничтожна, что даже не чувствует за собой никакой вины, а все грехи валит на него — и духовное оцепенение, и растущую неспособность понимать других, и бегство в бесплодную суету? Он ведь был когда-то иным. Когда-то она ясно ощущала его превосходство. И он действительно был таким, не она же его выдумала.

«Какой осел додумался вычеркнуть Томаса из списков? Само собой, он должен учиться дальше».

Это Герберт позаботился о том, чтобы Томас, поступив разнорабочим на стройку, не бросал заочного обучения. Герберт всегда больше думал о других, чем о себе.

«А жизнь хороша, а жизнь прекрасна. Новый мир, Рут, понимаешь, новый мир».

Ни разу она не видела его слабым, ни разу — сомневающимся. Всегда думала, будто ему в отличие от Томаса все легко дается. Вот в чем была ее большая вина.

— Бывают минуты, когда рушится все сразу, — сказал Герберт. — Я не могу просить тебя, чтоб ты осталась со мной.

«Тише, Герберт, пожалуйста, тише».

Речь его оборвалась рыданием. Короткие сухие всхлипы сотрясли тело.

И все в этой комнате, такое привычное и знакомое, вдруг стало чужим, и она больше не испытывала иных чувств, кроме страха.

9

Из школы Франц сразу пошел к дяде Герберту. Ничего странного в таком позднем визите он не видел, а ему нужен был человек, с которым можно поговорить. Франц и сам удивлялся, до чего в последнее время его потянуло к дяде Герберту. С той ночи, когда он встретил на улице Рут и Томаса, он вдруг ощутил кровную связь между собой и Гербертом. На другое утро он побывал у дяди на работе, хотел поначалу рассказать, что знает, хотел, но не осмелился. Дядя Герберт оказался совсем другим, совсем не таким, как он себе представлял.

«Твой дядя разговаривает так человечно».

Который из двух — Томас или Герберт или ни тот ни другой?

Франц уже уразумел, что разговаривать человечно — невелика хитрость. Это каждый сумеет. И однако, он не ожидал, что дядя Герберт так искренне обрадуется его приходу.

«Здравствуй, Франц. Тебе что-нибудь нужно?»

Дядя Герберт и представить себе не мог, чтобы Франц зашел к нему просто так, по пути.

«Ты мог бы и домой к нам выбраться».

Мочь-то он мог, но видеть Рут ему не хотелось. Хотя он до сих пор был к ней привязан. Дядю Томаса он осудил безоговорочно, а вот для Рут подыскивал оправдания. Уж скорей он взвалил бы вину на дядю Герберта. Правда, логикой здесь и не пахнет. Ведь мать свою он осудил и продолжал осуждать до сих пор, именно мать, а не отца. Франц сам себя больше не понимал.