Прощание с ангелами

«В наше время человек труда всю свою жизнь работает в аналогичных условиях, и участь его не менее абсурдна. Но трагичной она становится лишь в те редкие мгновения, когда работающий осознает. Сизиф — бессильный и непокорный пролетарий среди богов — с самого начала сознает всю глубину своего несчастья: он размышляет о нем, пока спускается с вершины. Знание же, которое должно усугублять его муки, одновременно довершает его победу. Нет судьбы, которую нельзя одолеть презрением».

Герберт перечитывал эти строчки снова и снова, испытывая грустное удовлетворение, горькую отраду при мысли, что мир именно таков.

«Абсурдный человек говорит «да», и муке его несть конца».

Лишь теперь Герберт почувствовал усталость. И одновременно удовлетворение. Ему казалось, что он взял себя в руки, тогда как им просто овладело смирение, делавшее его беззащитным.

2

«И охотник сказал льву:

«Смотри не засни, чтоб никто нас не тронул, покуда мы спим». И, сказавши, заснул. Лев же лег рядом и приготовился бодрствовать, но он тоже устал после боя, а потому кликнул медведя и сказал: «Ляг рядом со мной, мне надо поспать, а если что случится, буди меня». Медведь лег рядом, но он тоже устал и, кликнув волка, сказал: «Ляг рядом со мной, мне надо поспать, а если что случится, буди меня». Волк лег рядом, но он тоже устал и, кликнув лиса, сказал: «Ляг рядом со мной, мне надо поспать, а если что случится, буди меня». Лис лег рядом, но он тоже устал и, кликнув зайца, сказал: «Ляг рядом со мной, мне надо поспать, а если что случится, буди меня». Заяц сел рядом, но он тоже устал, а кликнуть ему было некого, и он уснул. Теперь спали все, и маршал захватил их врасплох, достал меч и снес охотнику голову. Лев проснулся, увидел, что господин его убит, и страшно заревел: «Медведь, а медведь! Ты почему меня не разбудил?» Медведь спросил волка: «Ты почему меня не разбудил?», а волк лиса: «Ты почему меня не разбудил?», а лис зайца: «Ты почему меня не разбудил?» Только зайцу не у кого было спросить, и вина осталась на нем».

Альбрехт, председатель халленбахского окружного совета, одноногий инвалид войны (в свое время его подбили вместе с дряхлым «юнкерсом-52» под Сталинградом), Альбрехт, бывший член Национального комитета «Свободная Германия», слушал Фокса и даже не без интереса, ибо рассказывать Фокс умел. Но когда Фокс кончил, Альбрехт не мог удержаться от вопроса, в котором слышалась неприкрытая насмешка:

— Ты никак записался в заводской литкружок?

— Умей я писать такие сказки, я, может, и не стал бы партийным секретарем. — Фокс был зол на Альбрехта и пришел, чтобы устроить ему разнос за срыв решений секретариата, а потому добавил еще:

— Литература явно не по твоей части, Альбрехт. Впрочем, если тебе интересно, могу сообщить, что эту сказку написали братья Гримм. — И Альбрехт сразу почувствовал, что шутить Фокс не намерен.

Утром, едва добравшись до комитета, Фокс вызвал к себе секретаря по культуре и народному образованию и спросил у него:

— Почему вы так глупо и безответственно обошлись о Гербертом Марулой?

На что секретарь ответил:

— Да вот, Лизевиц сдуру ляпнул.

Тут Фокс и вспомнил гриммовскую сказку. Виноват всегда оказывается заяц, подумалось ему, но любопытно бы узнать, что скажет лев, и он просил предупредить Альбрехта о своем приезде, решив навестить Герберта уже потом.