Герберт Марула — герой абсурда. Дальше ехать некуда.
Фокс все еще держал книгу в руке, когда в комнату вошел Герберт. Фокс невольно улыбнулся смешному представлению: Герберт, поднявший камень на вершину, дал себе передышку, побрился электробритвой и продолжил свой путь — к подножию горы.
Герберт заметил его улыбку.
— Рут привезла книгу из Западной Германии, — сказал он почти извиняющимся тоном.
— Знаешь, что мне не нравится в Сизифе? — спросил Фокс. — Верность своему жребию, мириться с которым, на мой взгляд, нет надобности. Даже Сизиф считает, что все в порядке, и это его главная ошибка. Сознательная вера в незыблемость сущего — вот где его вина.
Герберт ничего не ответил, только поглядел на Фокса.
«Не ходи вокруг да около, выкладывай, как-нибудь вытерплю».
«Одни не могут пережить свой успех, другие — свой неуспех, ибо они упускают из виду, что и то и другое — всего лишь этапы на их жизненном пути».
— Есть кое-какие неувязки, — сказал Фокс.
— Хочешь кофе?
— Нет, я очень ненадолго сумел вырваться.
«Все мы страдаем одной болезнью».
— Если бы я мог сделать кому-нибудь подарок, я бы подарил ему время, — сказал Герберт.
Коли говорить, то не откладывая, подумал Фокс.
— Мы уже не дети. Так что давай начистоту. После выборов твое место займет Кончинский.
Только сейчас он почувствовал, как трудно далась ему эта реплика.
— И не думай, пожалуйста, — продолжал он, — что мавр сделал свое дело. Не давай ходу подобным измышлениям.
— Я знаю, — сказал Герберт, — другого выхода нет. Надо проглотить и это.
Фокс почувствовал иронию и смирение в этих словах. Он понимал Герберта, но одобрить его позицию решительно не мог.
— Зачем ты опять рвешься к этому проклятому камню? — спросил он. — Оставь его внизу. Нас ждут другие тяжести. Трагедия Сизифа — в его одиночестве. А ты ведь не одинок, Герберт.
— Скажи мне, Эрнст, что такое дружба? И сколько она может длиться? На опыте наших с тобой отношений я пришел к выводу, что дружба требует равенства сторон. Давать и брать должно быть двусторонним процессом. А я давно уже перешагнул определенный рубеж, давно уже боюсь о чем бы то ни было просить тебя, чтобы ты, чего доброго, не подумал, будто я требую благодарности. Ты же приходишь поздно, пожалуй, слишком поздно. Уж не ждал ли ты, что я сам к тебе приду и скажу: «Помоги мне, Эрнст. Я выбился из сил».
Фокс видел, как обливается потом Герберт. Он коротко и прерывисто дышал, он говорил, с трудом подыскивая слова. Состояние Герберта его испугало. Быть может, следовало сказать: тебе надо поправиться. Поезжай-ка ты сперва в санаторий, а вернешься здоровым, тогда и поговорим. Здоровый человек совсем иначе смотрит на мир, нежели больной. Но он понял, что против болезни Герберта не поможет никакой санаторий. Это испытание Герберт должен одолеть, а не одолеет, его песенка спета. В нем останется сознание неудачи, это сознание может разрастись, давать метастазы, до неузнаваемости исказить представление человека о мире. И потому он не в силах избавить Герберта от расчета с самим собой. Но точно так же никто на свете не избавит его, Фокса, от ответственности за Герберта. Никогда прежде он не ощущал этого так отчетливо, как сейчас, и никогда не испытывал такой благодарности к Герберту.
— Нет, Герберт, корни дружбы лежат куда глубже. И не внешние приметы ее определяют. Но мы-то с тобой связаны не только воспоминаниями. Я знаю, что ты никогда не требовал от меня благодарности.
— И все же я должен задать тебе один вопрос. Хотя, вероятно, момент для этого самый что ни на есть неподходящий. Но бывают минуты, когда из человека рвется вопрос, с которым нет сладу.
Герберт встал, взволнованно заходил по комнате, внезапно остановился перед Фоксом, сидевшим на тахте, и взглянул на него сверху вниз.
— Имеет ли отдельный человек право рассчитывать на благодарность общества?
Слова Герберта не удивили Фокса, удивила только горячность.
— Услуга за услугу. Существует и благодарность общества по отношению к отдельному человеку. Должна существовать.
— Я понимаю, — сказал Герберт, — ты легко можешь предложить мне двадцать должностей — на выбор. Но не будем обманываться. Меня не считают даже способным дать полноценный урок в школе.
— Если бы ты мог сделать кому-нибудь подарок, ты бы подарил ему время — так ты сказал? Подари время себе самому. Годы, оставшиеся позади, — они ведь для тебя не потерянные годы. Мне кажется, благодарность общества состоит не в том, что оно досрочно назначает тебе пенсию, а в том, что оно предоставляет тебе все новые и новые возможности, побуждает тебя снова и снова стремиться к самоутверждению, не дает тебе времени смириться.
Герберт опять сел. Он был слишком утомлен, чтобы до конца понять слова Фокса.
— Пойми, Герберт, социализм тоже не может исключить страдание. Он только может уменьшить его.
— Я понимаю, надо пройти через все. Я только не знал раньше, что это так трудно.
ПРОЩАНИЕ С АНГЕЛАМИ