Прощание с «Императрицей»

– И у чёрта на куличках воевать ладно, ежели там свои – сербы те же или, скажем, булгаре, – прозвучала вроде толика здравого рассуждения.

Но доверчивого сразу же поправили:

– Очнись, простота, болгарский царь и сам немец, и нынче германскому кайзеру лижет.

– Вот даже они. А уж что про тутошних насельников говорить: волком глядят.

И пытливый угрюмый взгляд вахмистра из-под кустистой брови (что, мол, тут за агитации) не особо помог, – не смолкает «патриот»:

– Вот когда оне к нам – дело понятное, милости просим. Как Бонапарта. Хошь до Москвы. И дорогу подсветим, и щи дубовые для угощения сыщутся. А самим в эти их Европы нечего было и соваться. Не по чину сермяга.

– Немец – он и дерётся по науке, – поддержал «блаженного» рослый рябой солдат. – Бывал я у них в окопах. Бетон, а не сруб, как у нас. Печка железная переносная. Чисто как в горнице…

– У германца патронов, снарядов – хоть до конца света пали, не спалишь, – тут же подхватил неуемный проповедник.

– Запомни этого щербатого, – негромко посоветовал Николай, когда вахмистр Григорий Борщ наконец уселся под дощатую загородку, одарив на прощание «агитатора» злопамятным урядничим взглядом.

– Чтоб прибить при случае?

– А вот, погоди, послушай…

– Да, наслушался уже, как отступать начали, – буркнул вахмистр, но капитан только шикнул, дескать, «погоди».

А «блаженный» и впрямь уже вновь завладел всеобщим вниманием, стоило кому-то ненароком поинтересоваться:

– Что там, может, слыхал? Что они с нами-то делать думают?

– Ежели и слыхал, то не понял. Откуда мне по-германски знать? Ихнее, кайзера благородие, вроде как говорил, что в Германию нас повезут. А там, говорит, и поселят в гостиницы, и довольствие будет, как положено, с кофеем, за работу платить станут…

– Так, стало быть, ты к германскому кайзеру в услужение поедешь? – громко так, что вахмистр от неожиданности вздрогнул, спросил Николай, но не высовываясь, анонимно. – Бульоны жрать да какаву со сливками?

– Как же можно? – обидчиво встрепенулся «блаженный». – Чать, я семейный. Баба у меня в деревне, ребятишки, надел на три души имею. Какой это порядок, ежели каждый мужик будет самовольно переходить из одного государства в другое. Они, немцы, – сюды, а мы – туды. Всё перепутается, на сто лет вперёд не разберёшь. Нет уж, нет, премного благодарны. Я, как будет случай, в обратную. К своим.

Пока под невысокими и далеко не храмовыми сводами скотного ангара отзвучал хорал одобрительных голосов, окончательно расцветивший нимб над папахой юродивого, капитан успел шёпотом внушить вахмистру:

– Понял ты, на кой его с другими, такими же слабонервными, от нас отделили?

– Когда нас на шпалы и навоз, а их – полы в штабе скоблить и какаву хлестать?

– Именно? – вопросительно посмотрел Николай в угольные глаза вахмистра.

– Аж нiяк, – простодушно признался Григорий. – Не понял.

– Чтобы они с такими вот мыслями обратно к своим сбежали.

– Це, наче… вроде как агитаторами?

– Именно агитаторами, – в этот раз утвердительно повторил капитан. – Наслушаются от такого россказней, что у германца в плену, как у Христа за пазухой, упираться до смерти не станут. Мол, зачем помирать, к чему маяться, ежели и в плену можно жить припеваючи.

– От же ж погань… – Даже сквозь синюшную бледность у вахмистра выступил злой румянец.

Он уже отставил было мятую алюминиевую кружку со льдом, – аккуратно, чтобы не пролить драгоценных капель, когда начнётся. Но капитан Иванов остановил его, потянув за рукав шинели.

– Не спеши. Ты пока ещё подумай. – И на немой вопрос в угольно-карих глазах уточнил: – Ты подумай, а как он со своими германскими байками теперь обратно к нашим попадёт?

– До наших? – задумчиво пощипал рыжий ус вахмистр.

– А зачем его было соблазнять да учить? – поторопил Николай увязшую мысль вахмистра. – Не нам же с тобой небылицы врать, что бурачные очистки в ведре – это манна.

– Они его отпустят, – перебил наконец Григорий капитана. – Це зрозумiло. Адже не… Не о том я сейчас думаю.

– Вот как? – заинтригованно хмыкнул Иванов, приметивший уже, что переход на «рiдну мову» у вахмистра – признак крайней степени умственного напряжения.

И в самом деле:

– Як нам до лошадок… Как и нам к кавалерийскому обозу прибиться? – спросил вахмистр.

Николай посмотрел на «тугодума» уважительно, но без понимания:

– Где ты тут видал кавалерию?

– Видать пока не видал, – уклончиво замялся казак, однако нравоучительно поднял при этом указующий перст с роговой мозолью от поводьев. – Но видал вчера, как в составе, что без разгрузки прямиком на восток шёл, комендант из-под пломбы отпустил фуражу этак… – прикинул мысленно вахмистр, – этак дня на три эскадрону. А потом, значится, пломбу ту обратно, на место слюнявил, что твой почтмейстер, укравши рупь.

– Ну, отщипнули для своих нужд, – пожал плечами Николай. – Что за невидаль?

– Во, – подтвердил тем же пальцем в воздухе Борщ. – Это у нас «что за невидаль». А немец на такой непорядок не пойдёт. Он разрешения сверху испросит. А раз ему такое разрешение дадено, значит…

– Значит? – увлёкся и капитан Иванов неторопким ходом вахмистровой мысли. – Где-то тут в округе…