На германском линейном крейсере, как только русский линкор перестал стрелять и заметно отстал, сразу же сбросили ход: угля почти не осталось, а кочегары настолько выбились из сил, что их пришлось заменять моряками с боевых постов. Ещё вдобавок валы и винты дали слабину от работы на предельных оборотах и сотрясений от близких разрывов.
Ремонт, пополнение топлива и боезапаса, подготовка безопасного фарватера для выхода из Босфора заняли больше четырёх месяцев. Следующий боевой выход линейного крейсера «Гебен» в Чёрное море состоялся только летом.
Кирилл и Вадим
– Ну, вот что ты пристал ко мне, как пьяный к афише Морфесси[17]
: «Спой, да спой!», – ворчал Кирилл, оттирая локтем своего «Санчо Панса», которого звал так, хоть и не за глаза, но и не прилюдно. – Знаю только, что написано, а это ты и сам почитать можешь. – Он бросил на крышку дощатого ящика серую брошюрку со штампом «Для служебного пользования» и титулом «Аэродинамическая лаборатория ГВТУ».На что Лука, и без того не особый любитель чтения технических инструкций, написанных, с его точки зрения, языком нечеловеческим, только поморщился, упрямясь:
– Прежние стр
Штабс-капитан Императорского военно-воздушного флота Кирилл Иванов (Иванов-второй, если следовать старинной традиции русской армии, хоть братья и были разбросаны по родам войск) вздохнул, демонстрируя прапорщику снаряд куда толще обычной «стрелки». Увесистей, да и с куда более солидным стабилизатором, чем жестяное оперение Слесаревской «аэропланной пули».
Справка:
«Аэропланные пули» или в обиходе «стрелки» – заострённые металлические стержни с небольшим крестообразным стабилизатором, весом 15–30 граммов. Впервые они появились во французской армии в самом начале войны и показали высокую эффективность. По словам очевидцев, «стрелки» длиной 10–15 см пробивали «насквозь» всадника с лошадью. Достоверно же известно, что, при сбрасывании с высоты 1 километр, 500 стрелок рассеивались по площади до 2000 квадратных метров, и однажды «треть батальона, расположенного на отдых, была выведена из строя сравнительно небольшим количеством стрел, сброшенных с одного аэроплана».
По заказу Главного военно-технического управления разработкой «русских стрелок» в конце лета 1914 года занялся В.А. Слесарев. Подойдя к созданию «летучей пули» с научных позиций, он после серии экспериментов «в трубе», значительно улучшил устойчивость при сбрасывании с малых высот и увеличил максимальную скорость падения (со 105 до 130 м/с). «Снаряд» Слесарева с высоты 20 метров пробивал оболочку дирижабля или бензобак самолета, а французские при сбрасывании с таких высот были неустойчивы и подходили к земле под углом до 30°.
О нравах той эпохи лучше всего свидетельствует «особо ценное», по мнению автора изобретения, свойство стрелки: «Мои пули не ржавеют, т. к. сплав не окисляется, т. е. попавшая пуля не заражает кровь, в то время как во французских стрелках предохранительные меры от окисления железа не производятся и попавшие стрелки причиняют почти всегда заражение крови».
Справедливости ради надо сказать, что большее распространение и более длительное применение (поставлялись союзникам и пережили Гражданскую войну) получили стрелы Электромеханической мастерской «С.О.Ш.» (Сыромятников, Овчинников, Шатский и Ко), а также фирмы «Дека» (Дюфлон, Константинович и Ко). Первые имели корпус обтекаемой формы в виде «аэростата» и трёхлопастной стабилизатор из жести, начинавшийся от максимального сечения корпуса. Их отливали из твёрдого свинцового сплава со стальным наконечником в носу, исключавшим рикошетирование.
Вторые, «с примкнутым четырёхлопастным оперением», массой около 29 граммов, пройдя исследования в аэродинамической трубе и лётные испытания на Ходынке, показали полное преимущество над иностранными образцами.
– Вот ты, хоть и наблюдатель по штату, а дальше носа не видишь, – наставительно произнёс Кирилл, помахивая перед «картофельным» носом прапорщика снарядом, взяв его за стабилизатор, как за хвост фантастическую железную рыбину. – Это тебе не булавка какая, чтоб немца шпилить. Это опытные образцы зажигательного снаряда! Разработка некоего Стечкина, кто бы он там ни был. Дядя помог раздобыть. Аж с самого Петрограда прислал. Из аэродинамической лаборатории самого Николая Егорыча Жуковского!..[18]
Выбраковку забрал, – добавил штабс-капитан, несколько снизив пафосный тон.– Добрые дядья племянникам оренбургскую сгущёнку шлют, а не эти вот «адские машинки», – не сдавался Лука, впрочем, пятясь от греха подальше: «С виду этакий судак, и впрямь, не фунт весу. Не ровён час – выскользнет. А ну, как на самом деле – брякнется о землю да полыхнёт?»