Прощание с «Императрицей»

– Я за вас искренне рад. – И Сазонов, обойдя стол заседаний, на полпути встретил Алексея Ивановича, протянул руку и, как только статский советник ответил на рукопожатие, накрыл его кисть своей левой и горячо потряс. – В наше время найти единственного сына, выжившего во всех передрягах, – это просто милость Господня. Рад, очень рад за вас обоих! Да, кстати, мне уже сообщили, что получена благоприятная резолюция на представление по возведению вас в ранг действительного статского советника.

Алексей Иванович не удержался от радостной улыбки, но сказал только по поводу возвращения сына:

– Мы тоже оба благодарим Господа. А я отдельно ещё и вас: ваши хлопоты по связи с Красным Крестом поддержали во мне надежду. И, как видите, – небезосновательную.

Сергей Дмитриевич наконец отпустил руку статского советника и сказал, возвращаясь в свое кресло:

– Ах, полноте! Главная заслуга – вашего сына. И, полагаю, вы в глубине души верили, что такой бравый офицер, как Николай Иванов, капитан гвардии, не мог безвестно кануть.

– Верил, – наклонил голову статский советник Иванов. – Хотя сколько тысяч бравых русских офицеров уже канули в небытие от германских пуль и снарядов.

О том, что найденный стараниями Сазонова и Красного Креста в госпитале для военнопленных капитан Н.А. Иванов оказался всего лишь полным однофамильцем пропавшего сына, Алексей Иванович говорить министру не стал. Тем более что выяснить это, стараниями агентуры, удалось совсем незадолго до появления «Принца Датского». А ещё почти в то же время от надёжного источника в Лейпциге поступил пересказ услышанного им лично разговора некоего обер-лейтенанта Троммлера о том, что пленный русский, гвардии капитан Николас Иванофф, организовал группу пленных и осуществил побег. И он, Троммлер, героически пытался, но не смог этому воспрепятствовать, и что даже нет уверенности, что беглецов уничтожили огнём артиллерии, поскольку в (неразборчивые название и координаты) свежих трупов не обнаружили.

– Война, война… – тем временем продолжал Сергей Дмитриевич. – Если, как уверяют нас главные действующие лица трагедии 1914 года, они не желали войны, то никак не могу себе представить, как бы они поступали, если б её желали. И ведь даже не пытаются опомниться и прекратить смертоубийство! Да, но кроме тягостных воспоминаний ваш сын, я слышал, что-то привёз из порождений «сумрачного германского гения»?

– Привёз, – кивнул, подтверждая, статский советник. – Несколько образцов их новейшей диверсионной техники.

– Наивно предполагать, что Германия – изобретательница теории законности нанесения вреда противнику всеми возможными средствами, не станет использовать самые подлые методы. И убивать всех, не только солдат противника. Ядовитые газы они уже использовали.

Сазонов, очевидно, возвращался к своему обычному состоянию, прерванному началом разговора с Алексеем Ивановым. Уже несколько раздражённым тоном он бросил:

– Когда-нибудь Германии придётся вернуться к мирному сожительству с соседями, без чего ни она сама, ни её соседи не будут в состоянии жить сколько-нибудь удовлетворительно.

Алексей Иванович невесело усмехнулся:

– Пока что они видят «мирное сожительство» в единственном виде: они – господа, а прочие, от французов до славян, – их рабы.

– Да-да, вы правы, – подхватил Сазонов. – Похоже, что большинство немцев органически не способны относиться беспристрастно ни к французу, ни в особенности к славянину. Созданных таким образом людей было много в Берлине в 1914 году, и к ним принадлежал, к несчастью, Вильгельм II.

– Помнится, вы говорили, что при первом знакомстве с вами как министром Вильгельм был весьма расположен к вам? – осторожно спросил статский советник.

– Отметил как нечто положительное мой «разумный национализм», – усмехнулся Сазонов. – Но допускаю, что меня он не причислил к славянам. Наверняка ведь знал, что моя светлой памяти мать была германских кровей. А у кайзера, как он сам признавался, прирожденная ненависть к славянам.

Цитата:

Кайзер Вильгельм II:

«Я ненавижу славян. Я знаю, что это грешно. Никого не следует ненавидеть, но я ничего не могу поделать: я ненавижу их».

Из воспоминаний австрийского генерала графа фон Штюрха

– Так вы говорите, – продолжил Сазонов, – что капитан Николай Иванов привёз «образцы их новейшей диверсионной техники»?

Переходы от масштабных умозаключений, достаточно естественных для министра иностранных дел великой державы, к частностям, важным прежде всего для его подчинённых, были не слишком характерны для Сергея Дмитриевича. Тем более в такое время, когда ни военная, ни собственно дипломатичная, ни в особенности внутриполитическая обстановка свободного времени практически не оставляли (статский советник Иванов не в полной мере, но всё же знал, что Сазонов вовлечён в сложную закулисную борьбу на самой вершине государственной власти).

Цитата: