Прощание с «Императрицей»

Всего минуту назад её (краги) хозяин, капитан инженерных войск Атмаджа Берк оправился достаточно, чтобы принять вид, соответственный имени, дарованному отцом «на вырост». Нахохлился, оскорблённый отсутствием каракулевой папахи, потерянной по пути из ада, точно ястреб (Атмаджа и есть) утвердившись ногой на подножке помятого «Принца», как на насесте. Свёл косматые, будто драные перья, брови на горбатой переносице. Оценил, прежде всего, произведённое впечатление.

То, что надо: с ружьём-пулемётом «к ноге» и взятым за длинное дуло, как алебарда. С биноклем в футляре, чтобы прозревать, если что, неочевидную политическую ситуацию, если вдруг местные что-то путают. В табачно-зеленоватом мундире нового строя, что для здешней глуши значит: в столичном мундире. Опять-таки хоть и на порушенном, но (по меньшей мере одной ногой) на автомобиле самого генерала инженерных войск Зеки, который сам…

Впрочем, эти тонкости едва ли поймут крестьяне, так что лучше самому назваться генералом, который и в самом деле послал капитана Берка на рекогносцировку новой и на этот раз уже неприступной линии обороны… вместо себя, трусливый шакал!

Правда, пока что производить впечатление было особенно не на кого, если только не предположить, что в чёрном тумане волосяных чачванов[31] таятся личика, достойные кисти да Винчи. Эти, как и должно, собрались чуть ли не одновременно с курами со всех концов деревни. Да, вот ещё этот старец с перекошенным тюрбаном, у которого хотя бы одними только взглядами, молча, но все переспрашивали изволения, даже когда капитан Берк уже и сам смог достаточно собраться с силами, чтобы распорядиться:

– Все видели, куда свалилась машина неверных, после того, как я расстрелял её из своего… э… – специально, для весомости, инженер переименовал датско-французский «Madsen» на немецкий манер. – Своего «Maschinen Pistole»?

И перехватил для наглядности «механическое ружье» под руку.

Крестьяне, переглянувшись со старцем, дружно указали в том направлении, что до сих пор можно было определить по дымчатому следу, неторопливо тающему в холодной небесной сини. Теперь уже и капитан Берк, хоть и через плечо, но почтительно кивнув, обратился к почтенному, но на правах военного времени чуть более чем настоятельно:

– Надо послать в преследование, или за телами гяуров, – как Аллаху будет угодно.

Макал-ага откликнулся без традиционной паузы на сверку с мудростью предков:

– Аллах усмотрит! Озала, не теряй времени!

Пленного привели несколько позже, чем думал капитан Берк. Он даже успел слегка задремать, слушая занимательнейший рассказ «почтенного» о проведении в прошлом веке через их края линии Индо-Европейского телеграфа.

Ледяной шербет, налитой из свинцового кувшина руками прекрасной дикарки (хотелось верить, глядя на детски-нежные пальчики), утолил жар битвы, хоть и не унял тревоги. Всё поглядывал капитан на дозорного, что по его просьбе-приказу был выставлен на минарет мечети: «Не появятся ли вдруг на горной дороге войска урусов?» Но минарет, воздвигнутый если не во времена самого Пророка, да святится Имя Его, то его ближайших потомков, – судя по жердям, подпирающим глинобитные бока, в которых уже и не отрыть первоначальной каменной кладки, – молчал.

Да, в общем-то ничего иного пока не оставалось и случайному пленнику горного захолустья: ни телеграфа, ни, тем более, телефона в селе не имелось; гонец в ближайшее поселение с конторой санджака[32] был послан на самой быстроногой кляче, оставшейся после мобилизации. Пара джигитов – таких же, не первой свежести, – вызвалась на своих тощих мулах разыскать следы столь внезапно отступившей армии Энвер-паши, но пока не вернулись. Так что появление на дальнем конце майдана пыльной процессии удачливых, судя по крикам, охотников обещало стать куда лучшим развлечением, чем невнятное бормотание старика.

Не дослушав о великанском «барабане», укатившемся в ущелье Каюк без спросу, капитан Берк встал, рефлекторно приложив к глазам окуляры бинокля.

Пленного вели в лучших традициях Блистательной Порты – на аркане.

«Слава Аллаху, колодки у них не нашлось…» – укоризненно подумал член партии Единства и развития, то есть революционер, хотя понять озлобленность крестьян можно было. Сразу за поспешающим «в тычки» пленником они несли через плечо пару безжизненных, как ковровые свитки, тел, а в самом арьергарде плаксиво и злобно жаловался на судьбу скачущий на одной ноге молодец, висящий на плечах ещё более крикливых товарищей.

Впрочем, и «безжизненные свёртки» ответили вполне живыми словами на безутешный крик родственников, когда те закружили вокруг «карательного отряда» чёрной тучей паранджи, – и их быстренько унесли в родные сакли.

«Видимо, русский оказался или плохим стрелком, или большим гуманистом», – так и не решил для себя Атмаджа Берк, заметив, что трофей, которым во главе процессии победоносно размахивал предводитель «карателей» Озала, – это фанерная приклад-кобура пистолета «маузер», сверкающая лаком на солнце.