Прощание с империей

Сейчас в этом прекрасном здании на Серпуховской, 10 находится обыкновенный бизнес-центр. Это уже можно считать привычной чертой нашего времени…

Загородная поездка в Петербурге

Возможно, так представлялась часть Северной столицы, в которой теперь находится Загородный проспект. Он возник на месте пешеходной тропы от Большой Першпективной дороги (Невского проспекта) до Екатерингофа. В 1739 году Комиссия о Санкт-Петербургском строении дала новой дороге имя – Загородная улица. До средины XVIII века граница Петербурга проходила по Фонтанке, и будущий проспект задумывался как загородная дорога, что и определило его будущее название. За всю свою почти трёхвековую историю проспект имел порядка двадцати разных названий. Только с началом XIX века за проспектом прочно закрепилось его нынешнее наименование. Практически сразу, с возникновением трассы, этот заболоченный лесистый участок передали для обустройства лейб-гвардии Семёновскому полку. От проспекта пробили линии просеки, ставшие впоследствии улицами. Вдоль улиц выстроили деревянные казармы для солдат и дома для офицеров. Этот район в лексиконе петербуржцев получил обозначение «Семенцов». Улицы были названы по городам Московской губернии, в которой полк размещался ранее: Рузовская, Можайская, Верейская, Подольская, Серпуховская и Бронницкая. Впоследствии местные извозчики старались запоминать последовательность этих улочек с помощью забавной абракадабры: «Разве Можно Верить Пустым Словам Балерины». Слово «балерина» иногда заменялось другим, грубым и непечатным, тоже на букву «б». После 1917 года в народе стали чаще употреблять слово «большевики». Кому из них больше верить – каждый решал для себя сам, но великая артистка императорского балета, народная артистка РСФСР и лауреат Сталинской премии Агриппина Ваганова действительно когда-то проживала на Бронницкой улице.

Строительство Петербурга на гравюрах XVIII века часто изображалось стремительным и в радужных тонах. Пышные ассамблеи, строи солдат или корабли, входившие в Неву под грохот салютующих пушек. Чем больше я погружался в атмосферу минувших событий, тем яснее представлял, что армии и флоту, строителям города приходилось терпеть здесь немалую нужду. Внешний лоск парадных мундиров, барабаны, флейты, пороховой дым – всё это хорошо выглядело только на бумаге или полотнах художников. Добавьте сюда вечное желание Великого Петра рекламировать свой «парадиз», делать его привлекательным в глазах изумлённой Европы. Помните, как это звучало у Бориса Пастернака?

Нет времени у вдохновенья. Болото,
Земля ли, иль море, иль лужа,-
Мне здесь сновиденье явилось, и счёты
Сведу с ним сейчас же и тут же.

В условиях изнурительного ручного труда, при существовавшем тогда уровне медицины жизнь в Петербурге могла оказаться суровым испытанием. Для понимания этого достаточно оказаться такой обстановке самому, чтобы разобраться: сколько дней ты, человек сегодняшнего дня, мог бы реально протянуть? Понятно, что самые элементарные инженерные строительные приспособления существовали и раньше, например, специальные деревянные краны. Сваи вручную тогда тоже уже не вбивали. Впрочем, наш человек так устроен, что при соответствующей мобилизации сил мог решать серьёзные глобальные задачи, даже не обладая большим запасом технических средств. Правители нашей державы эту черту народа давно подметили и в дальнейшем использовали ещё не однажды.

Со второй половины XVIII века местный пейзаж начал постепенно заполняться привычными для нас каменными домами. После пожаров 1730 годов за Фонтанку было решено переселить часть петербуржских граждан. Однако вплоть до середины XIX века район Семенцов имел достаточно провинциальный вид. Появлявшиеся городские застройки соседствовали с садами, огородами и выпасами скота. «Особенно богата была садами местность вблизи Владимирской церкви и по Загородному проспекту. Здесь на нашей памяти напротив мещанской управы существовал роскошный сад с затейливыми беседками, мостиками и вековыми деревьями, в числе которых рос большой вековой клён; по преданию, это сделал Пётр. Дом этот был когда-то дворцом, затем принадлежал купцу Нечаеву. Он сломан в восьмидесятом году нынешнего столетия; в этом доме в пятидесятых годах жил М. И. Глинка», – писал Михаил Иванович Пыляев, известный тогда петербургский журналист и писатель.