Прощание с империей

Вот, как! Оказывается, он тоже может стать здесь писателем. Конечно, Барков понимал, что ему до этого ещё очень далеко. Особенно после того, как Юрий Давыдович подарил ему журнал «Молодая гвардия» со своим очерком. Вначале он показался ему довольно скучным. О героических буднях своих героев, воинов-афганцев, автор рассказывал спокойно, как о самой обычной работе. Семёнов был скуп на живописные и эмоциональные описания. У него всё получалось деловито, без патетики, с заметным интересом к подробностям военного быта, окрашенного афганским колоритом. Раз за разом текст очерка пробивал жёсткий язык войны. Сидя в Москве, такое не напишешь: «Если ты на поле боя и отовсюду стреляют, ты ляг и послушай, откуда стреляют, кто. Если будешь дергаться, побежишь – убьют сразу», «Ошибёшься – умрёшь, но тебе уже будет всё равно». У него в очерке командир своим молодым солдатам так говорил: «Если сразу не убило – значит выживешь»…

В тексте встречалось немало географических названий. Похоже, что автор вёл дневник и успел за время командировок побывать в разных местах. Постепенно сухая хронологическая запись превращалась у писателя в серьёзную художественную вещь. Повествование в очерке начиналось с мирной жизни его героев, которую позднее сменяла война в Афганистане, ставшая проверкой многих ценностей и их качеств. Семёнов показывал в очерке процесс становления солдата в условиях боевой обстановки. Этому автору хотелось верить, он предлагал думать шире изложенного им на страницах известного «толстого» журнала, печатного органа ЦК ВЛКСМ.

Тогда в мае 1988 года начался вывод советских войск из Афганистана, говорили об этом много. В общем, Николая Баркова тоже мучил главный вопрос, зачем всё это было нужно… Он не удержался и спросил об этом Юрия Семёнова.

«То, что сейчас произошло в ДРА – политическое решение нашего руководства. Там сложилась патовая ситуация. Этот бой нам уже не выиграть, но и выводить оттуда все свои войска тоже не следовало. Это не вытекало из сложившейся военной обстановки. На языке боксёров мы теперь получили сильнейший нокаутирующий удар. Последствия его скоро оценим, – уверенно заявил он. – Афганистан – это же «солнечное сплетение» Евразии с выходом на наши границы, Иран, Пакистан, Индию и Китай. Очень серьёзный район, который теперь отставляем американцам. А ещё в Афганистане у нас велась борьба за природные ресурсы. Когда мы туда вошли в декабре 1979 года, то уже в мае 1980 года качали оттуда газ, его запасы там огромные. Но самое главное богатство Афганистана – уран – 235. Думаю, что нам, военным людям, такое разъяснять не нужно»…

Они тогда заехали на знаменитый «Гагаринский старт». Гости Байконура всегда посещали его в первую очередь. Заглянули в музей космонавтики, домики, где провели свою последнюю ночь перед пуском Юрий Гагарин и главный конструктор, Сергей Королёв. Рядом располагался комплекс сооружений универсальной транспортной системы «Буран», растянувшейся вдоль основной дороги на 15 километров. Посетили монтажно-испытательный корпус, где находился «многоразовый челнок» и отдельные блоки ракеты «Энергия». Это техническое сооружение было самым большим на космодроме. Первоначально его создавали ещё по лунной программе Н-1.

Вечером в клубе состоялась встреча военнослужащих части с писателем Юрием Семёновым. Несмотря на короткое время, там успели подготовить хороший творческий вечер. Вовремя подоспели на космодром экземпляры новой книги писателя. Было заметно, как он воодушевлённо давал каждому желающему автограф. Семёнов искренне радовался искреннему, душевному общению. Таких встреч у него на космодроме получилось ещё две – три, и каждый раз народа на них собиралось полные залы. Говорил он всегда убедительно и откровенно, что нравилось военным, многие разделяли его точку зрения.

Барков сразу обратил внимание, что эту поездку на космодром не показывали центральные телеканалы и не освещали в газетах. Позднее поползли слухи, что этот талантливый писатель выступил против нового курса ЦК КПСС на демократизацию, не понял духа назревших перемен, его упрекали в сталинизме. В общем, «гласность перестройки» в центральном аппарате понимали по-своему. О несогласных часто старались умалчивать. Вроде, сам творческий человек ещё где-то жил и трудился, но для читателей его уже не было. Вокруг него создавали вакуум, переставали печатать. Тогда в перестройку вдрызг разругались многие литераторы, разошлись по разным лагерям. Кто-то ударился в публицистику, а это известное дело, изрядно губило литературу, отравляло душу и талант.