В ходе дальнейшей работы быстро обозначились существенные отличия созданных кораблей. «Шаттл» сажали вручную, а «Буран» обладал полностью автоматизированной системой посадки. Наконец, советский моноплан мог возвращать с орбиты большую полезную нагрузку. Созданная советская ракета-носитель оказалась мощнее американской. Она в пять раз превышала возможности отечественного носителя «Протон» и в три раза систему «Спейс Шаттл». Полезная нагрузка новой ракеты составляла порядка 100 тонн, а с разработанным носителем «Вулкан» достигала уже 240 тонн. На такой мощной ракете можно было лететь на Венеру, Марс и другие планеты Солнечной системы. Как бы это не звучало парадоксально, но тогда, в 80-е годы, страна стояла гораздо ближе к межпланетным путешествиям, чем теперь. Отсутствие достоверной информации рождало много слухов, но все знали, что под эту программу на космодроме создавалось новое управление с большим количеством первоклассных военных и гражданских специалистов. Строились многочисленные наземные объекты и особая взлётно-посадочная полоса длиной в 4,5 километра. По легенде говорили о создании на космодроме нового современного аэродрома. В это можно было поверить, ведь военнослужащих этого управления сразу переодели в лётную форму. Особенно всем понравились фуражки с небесно-голубым околышем и золотистыми крыльями.
Подготовка программы вступала в завершающую стадию. Пуск ракеты назначили на семь утра 15 мая 1987 года. Поскольку первый пуск не исключал возникновения недоработок, его решили предварительно не освещать в средствах массовой информации. Теперь ракета-носитель «Буран» с макетом полезного груза «Полюс» стояла на стартовом столе только что построенного универсального стенда-старта в двухсуточной готовности к пуску и к этому времени примерно полтора месяца содержалась в режиме подготовки, который включал в себя «чистовой цикл» непрерывных частичных и полных проверок. Проверки в течение 20-25 суток происходили уже в ожидании приезда руководства. О том, что приедет Горбачёв, испытателям никто не говорил. Но когда проверки превратились в бессмысленное повторение и расход ресурса аппаратуры и обслуживающей техники, всем прозрачно намекнули на причину их «творческой работы». Так называемая двухсуточная готовность – это, по сути, начало заправки ракеты компонентами, начиная с захолаживания емкостей, баков и магистралей.
11 мая 1987 года на Байконур прибыл Михаил Горбачёв, началось его знакомство с космодромом. От таких больших руководителей всегда зависело многое, даже судьба космодрома. Желание командования показать свою работу с лучшей стороны было всем понятно. Горбачёв с первых минут демонстрировал окружающим своё дружелюбие, был прост и доступен. Так, по крайней мере, это казалось со стороны. Для непосвященных остались незамеченными беспрецедентные меры безопасности, для которых кроме специальных служб привлекалось ещё и огромное количество офицеров космодрома. Встречи Михаила Горбачёва с жителями проходили прямо на улицах города. Ему было важно слышать, что люди одобряют и поддерживают новый курс партии. Он часто оглядывался на сопровождающих и предлагал им самим послушать «голос народа». Активнее других были женщины, которые часто благодарили Горбачёва за решительные меры по борьбе с пьянством.
Ему задавали самые разные вопросы. Говорили о квартирах для увольняемых военнослужащих, об условиях жизни на космодроме. Одна из женщин сказала ему, что здесь в мае ещё не так жарко, а вот офицерам в самое пекло приходится ездить на службу в рубашках с длинными рукавами, ходить в наряд в кителе и сапогах. Горбачёв сразу повернулся к министру обороны – ведь есть же у вас облегчённая форма одежды? Вопрос решили здесь же, под аплодисменты собравшихся людей. Вскоре на космодроме официально разрешили офицерам ношение форменных рубашек с короткими рукавами.
Михаил Горбачёв был популярен, от него ждали перемен в стране. Баркову самому захотелось понять, в чём заключался главный секрет его успеха. Очень скоро ему многое стало ясно. Общаясь с людьми, Михаил Горбачёв всегда говорил то, что от него хотели услышать. «Нужно жить лучше», – убеждал он. Конечно, с этим все соглашались. Михаил Сергеевич общался простым языком с мягким южнорусским акцентом – «говором». Получался образ «своего в доску», «выходца из глубинки». Многие фразы в речи Горбачёва строились так, что могли без всякой дополнительной правки попадать на первые полосы газет и агитационные плакаты. Бросалось в глаза, что партийный лидер страны любил яркие инициативы.
На левом фланге космодрома, где служил Барков, к приезду высокого гостя подготовили показ космических аппаратов военного назначения, связи, телевидения, метрологии и исследования космоса. Руководству полигона хотелось, чтобы у Горбачёва сформировалось правильное отношение к осуществляемым здесь космическим программам.