Прощание с империей

Показ техники для высокого гостя проводил полковник Маслянцев, видный на космодроме инженер, ученый и большой патриот своего дела. По его словам, Михаил Горбачёв откровенно скучал и не проявлял интереса к космической технике. Возможно, он видел в этом показе рядовое протокольное мероприятие. Маслянцев сильно расстроился. Свою работу он любил и в каждое такое выступление вкладывал немало страсти. Любые, даже самые сложные вопросы полковник Маслянцев мог изложить понятным и доступным языком. В этот раз все его усилия оказались напрасны. После близкого общения с Горбачёвым многим впервые стало тревожно. Полковник Маслянцев высказался тогда со свойственной ему прямотой и откровенностью: «Как же люди с таким кругозором и мышлением могут руководить страной? Друзья, погубит он наш космодром…»

После этого Горбачёва с группой сопровождавших лиц повезли показывать самое главное – «Буран». Михаил Сергеевич в защитной каске пошёл осматривать стартовый комплекс. Глядя на «Буран», он сразу же ошарашил главного конструктора Бориса Губанова следующим заявлением: «Политбюро не разрешит вам пуск этой ракеты…». Губанов тогда даже немного растерялся. Понятно, что такое заявление было заранее обсуждено на самом верху. Спорить или что-то доказывать после этого не имело смысла. Поэтому Губанов просто приступил к своему докладу о ракете – габариты, масса, назначение систем, особенности, водород, криогенная температура, газовый лоток, мощность двигателей, сравнимая с Красноярской гидроэлектростанцией, расход воды на охлаждение лотка, равный секундному расходу водоподачи Москве…

Его слушали внимательно, по ходу доклада задавали вопросы. Горбачёва тогда почему-то поразила высокая температура газового потока работающих двигателей. Все обходили большой толпой ракету по часовой стрелке. Примерно на четверти окружности Горбачёв задумался и произнёс: «Надо обсудить…» Через полкруга: «Давайте серьёзно подумаем…» Из доклада главного конструктора Михаилу Горбачёву больше запомнилось, что при заправке водородного бака полюса верхнего и нижнего днищ сходятся, то есть длина бака уменьшается на 250 мм. Потом всем этим выездным составом политбюро и командования космических сил гости поднялись на верхнюю площадку ферм обслуживания и осмотрели с её высоты все сооружения…

Там Михаил Сергеевич предложил главному конструктору: «Мы вам дадим ещё месяца два – три, чтобы ещё всё проверили – перепроверили, и тогда…» Борис Губанов не выдержал и возразил ему, сказав, что так людям больше работать нельзя. Они уже падают у своих рабочих пультов, находятся там практически без отдыха. Всё уже проверено – остались только те проблемы, которые проверяются самим полетом. Горбачёв задумался, а выйдя из лифта, по дороге к автобусу, произнёс: «Хорошо, сегодня решим – кворум бюро мы имеем».

Вторым объектом показа стала левая стартовая площадка боевого старта. Здесь докладывал главный конструктор Владимир Бармин. Необычный вид крылатого орбитального корабля привлёк всеобщее внимание, посыпалась масса вопросов. Михаил Сергеевич остановился, ожидая, когда подойдёт основная группа, и, глядя на «Буран» (композиция ракеты и корабля тогда называлась одним именем), сказал: «Ну… видимо, кораблю мы вряд ли найдём применение… Но ракета, мне кажется, найдёт своё место…» Такое откровение вслух прозвучало для всех как приговор. Остальные приехавшие с Горбачёвым молчали и не высказывали своих возражений. Похоже, что это не стало для них особой неожиданностью.

После этого все дружно двинулись в монтажно – испытательный корпус ракеты-носителя. Гости и сопровождавшие их лица переоделись в белые халаты. В зале за лёгкой перегородкой уже собралась большая группа рабочих и инженеров. Кто-то из сопровождавших лиц сказал Горбачёву:

«Михаил Сергеевич, нужно подойти к народу». Он повернулся и шагнул к перегородке, сразу же послышались аплодисменты. Михаил Сергеевич поздоровался и спросил:

– Как живёте?

– Хорошо, – разом облегчённо выдохнули собравшиеся на встречу специалисты.

Можно было предположить, что перед ним оказались какие-то специально собранные и подготовленные люди. Но все они действительно там всегда работали. Горбачёв начал говорить, что ему известно о трудностях жизни на космодроме, проблемах городского быта и снабжения продовольствием.

– У нас всё нормально, – продолжали заверять его рабочие.

Баркову показалось удивительным и необъяснимым такое поведение людей, которых он до этого неплохо знал. Скорее всего, это было выражением их собственного достоинства. Они не хотели жаловаться в подобной ситуации, здесь должны были решаться другие, более важные для всех вопросы.

– Вот, главные конструкторы настаивают, чтобы пускать ракету, а как вы считаете? – совершенно серьёзно обратился к ним Горбачёв.

– Пускать! – разом и без задержки откликнулся ему многоголосый людской хор.

– Ведь при изготовлении этой ракеты прикладывались десятки тысяч рук – может быть внесена какая-нибудь неисправность. Вы гарантируете, что всё правильно? – не сдавался Михаил Сергеевич.