Прощание с империей

Выступавшие ораторы сменяли друг друга, но их речи мало отличались. Все они дружно, не стесняясь в выражениях, клеймили действующего президента, «антинародный режим» и партию власти. Досталось от них «продажному» мэру Собчаку, американскому империализму и «международному масонскому еврейскому заговору». Неизвестно почему, но происходившее на площади вызвало у Баркова стойкое внутреннее отторжение. Он всегда сторонился в жизни скандалов и грязи. «Всё это уже было», – разочарованно думал Барков. Ему хотелось услышать для себя что-то новое, рациональное и дельное, но дальше привычного навешивания политических ярлыков и призывов «пригвоздить врагов народа к позорному столбу», дело не шло. Немногочисленная группа милиционеров наблюдала за происходящим с заметным равнодушием. Похоже, что к этому здесь давно привыкли. Политические страсти на площади кипели мирно и не собирались перерастать в потасовку.

Другая политическая акция вызвала у Баркова куда больше впечатлений. Он не помнил, по какому поводу тогда оказался в центре города перед Александринским театром возле бронзового многофигурного монумента императрице Екатерине II. Там обычно разворачивалась уличная выставка – продажа работ петербургских художников. За двадцать минут здесь могли сделать любому желающему приличный портрет.

Николай Барков увидел шагавший рядом строй молодых людей в чёрной форме с косым крестом и восьмиконечной звездой на рукавах. Решительные лица, вскинутые в приветствии руки со словами: «Слава России!» У памятника неожиданно начался митинг. Выступавшие люди говорили о засилье евреев и инородцев, об особой миссии русского народа. Увидев тогда всё это, Баркову пришлось пережить сильный шок. Воинственная политическая акция выглядела попыткой открытой демонстрации силы: «Нас никто не остановит, мы придём и сделаем это». Случайно оказавшиеся рядом прохожие старались не задерживаться, опускали глаза и быстрее проходили мимо. Это событие ему хорошо запомнилось. Прежде Николаю Баркову казалось, что у русского народа имелась стойкая прививка от проявлений фашизма в любой форме. Его поколение помнило о Великой Отечественной войне, о цене доставшейся победы. Это было так естественно, как воздух, которым он дышал.

Теперь свастиками в Петербурге расписывали гранитные плиты мемориала на Марсовом поле, еврейские могилы на кладбище «Памяти жертв девятого января», продолжали рисовать их на стенах домов и в вагонах метро. На расовой и националистической почве происходили избиения и убийства. У нормальных граждан это вызывало справедливое возмущение, ведь оно происходило в городе больше других пострадавшего от нацизма. Как же можно было не помнить ужасов войны и миллионов погибших? Обвинив таких людей в беспамятстве, в обществе будут правы, но не ответят на главный вопрос, а значит, они ничего не изменят.

Николай Барков подумал, что после крушения коммунистических идеалов в России не возникло ни одной объединяющей идеи кроме культа обогащения. Люди тонули в потоке противоречивой информации, утрачивали ценности, ради которых стоило жить и умирать. Оставалось добавить сюда бедность и отсутствие жизненных перспектив у половины населения страны. Это разобщало гражданское общество, порождало у людей ощущение тупика и создавало почву для экстремизма. Фашизм, напротив, предлагал единство и объединение, привлекал иллюзиями стройности мышления и своей абсолютной правоты. Он выдвигал простые решения и указывал на врагов общества в лице коммунистов, демократов, продажной интеллигенции, «компьютерных хлюпиков», евреев и вообще, лиц нерусской национальности.

Теперь они уверенно шагали мимо Николая Баркова по Невскому проспекту, крепкие бритоголовые молодые парни в чёрной одежде и высоких армейских ботинках. Они больше не прятались, и люди сторонясь, уступали им дорогу.

Такая обстановка не могла обойти воинские части, несмотря на все усилия оградить их от политики. Доходили слухи об участии некоторых сослуживцев Николая Баркова в событиях чёрного октября 1993 года в Москве на стороне противников президента Бориса Ельцина. Из главка им присылали директивы и распоряжения о необходимости усиления контроля за деятельностью офицеров вне службы. Из войсковых частей в Москву командиры отправляли донесения о благонадёжности подчинённых офицеров и их неучастии в политических событиях. Кажется, руководство было вполне удовлетворено таким формальным подходом к выполнению своих указаний.

Запущенный в стране процесс продвигался дальше. Николая Баркова часто не покидало ощущение театральности многих политических событий в России, начиная ещё с августовского путча 1991 года и выраставших тогда баррикад на улицах Москвы. Всё самое главное потом тихо решалось за закрытыми дверями. Об этом доходили только слухи.