Прощание с империей

Собор закрыт для обычного посещения, и мне остается только дважды обойти его снаружи, чтобы окончательно убедиться в этом. Направляюсь в церковную лавку и объясняю монахине, что я художник, приехал сюда издалека и мне непременно нужно увидеть эти фрески. Готов ждать сколь угодно долго. Монахиня с минуту внимательно смотрит на меня. Потом начинает звонить по телефону сёстрам, которые могли бы открыть собор и провести такую экскурсию. Стою возле неё в ожидании явления чуда и про себя прошу об этом свою заступницу, пресвятую Богородицу. Наконец, узнаю, что получил от матушки такое благословение. Фрески мне будет показывать сестра Евдокия, нужно только подождать. К экскурсии уже просятся присоединиться ещё четверо подъехавших белорусских туристов. На это тоже дается разрешение. Не теряя времени, присаживаюсь возле разрушенной в 1934 году Вознесенской церкви-колокольни и начинаю рисовать древний храм. По своему внешнему облику он напоминает мне собор Спаса Преображения Мирожского монастыря, построенный на полтора столетия раньше.

Уже через час меня зовут подойти к церковной лавке. Сестра Евдокия, наш экскурсовод, ещё совсем молодая женщина. Свой рассказ о соборе и его фресках она ведёт со старанием прилежной ученицы. Вначале мы погружаемся из летней жары в холод каменных стен, а потом самостоятельно поднимаемся по строительным лесам, которые здесь заполняют почти всё свободное пространство храма. Это даёт возможность увидеть фрески с очень близкого расстояния. Хорошо видно, что внутреннее пространство храма выполнено в виде креста с примыкающими к нему меньшими по объёму помещениями. Многие изображения фресок мне заочно уже знакомы. Постепенно поднимаюсь по ярусам строительных лесов всё выше и выше.

Фрески здесь сохранились заметно хуже, чем в Мирожском монастыре. По их оставшимся фрагментам ещё нужно включить воображение, чтобы представить их в прежнем виде. Да, войны и время не пощадили эти изображения. Каждое прошедшее событие оставляло на стенах древнего собора свой отпечаток. Теперь их можно читать как составленную летопись, честную и правдивую, вместе с автографами, которые здесь нацарапали европейские варвары, польские завоеватели.

Продолжаю идти по строительным лесам рядом с фресками, наблюдая божественные события Рождества Богородицы, Введения во храм, Благовещенья, Распятия Христа или снятия с Креста, до его Вознесения под куполом храма. Самые большие фрески – Успение Богоматери и Рождество Христово. Они расположены в храме традиционно, напротив друг друга. Надолго задерживаюсь у изображения Богоматери с младенцем Христом. Этот оставшийся фрагмент фрески алтарной апсиды теперь стал особым символом Снетогорского монастыря. Частично сохранились только их пурпурные нимбы и тёмные лики, покрытые копотью бушевавших когда-то пожаров. От всего этого огромные глаза Богоматери и младенца Христа кажутся мне страдающими и полными слёз.

От всего увиденного вхожу в сильное возбуждение и, выйдя из храма, начинаю рисовать с ещё большим подъёмом. Сестры-монахини некоторое время наблюдают за мной издали. Слово «художник» произносится ими в самых разных интонациях и оттенках. Потом подходят и просят помочь передвинуть мебель в келье, отнести мешки с капустой на монастырскую кухню. Монахини проявляют чисто женское любопытство к моему занятию. Они рассматривают рисунки, сравнивают их с натурой и радуются как малые дети. Осторожно расспрашивают меня о мирской жизни и щебечут меж собой словно птицы. Здесь совершенно другой, необыкновенный мир.

Через пару часов окончательно не выдерживаю полуденного зноя и спускаюсь за стенами монастыря вниз, чтобы искупаться в реке Великая. Предупреждающие об опасности надписи на берегу меня совершенно не останавливают. Дно здесь мелкое, и я едва успеваю окунуться, как неожиданно пробиваю себе ногу бутылочным стеклом. Кое-как перевязываю её носовым платком и снова продолжаю рисовать на монастырском дворе. Происшедшее, воспринимаю стоически, словно некую жертву за полученную мною возможность увидеть и нарисовать этот замечательный мир.

Моё бедственное положение не остается незамеченным, и скоро добрые сёстры-монахини приносят всё необходимое для оказания первой помощи. Они смотрят на меня с большой жалостью, но далее этого их участие в моём лечении не идёт.

Уходя, оглядываюсь на ветки высокого старого дуба. Над головой, следом за мной, весело прыгает маленькая симпатичная лазоревая птичка в такой же сине-лазоревой шапочке. Она старательно и проворно обследует крону раскидистого дерева. Интересно, что она там сейчас говорит? Кажется, теперь она окончательно прощается со мной…

Из жизни аистов