Вопреки ожиданиям дорога из Пскова для легкового автомобиля оказывается вполне проходимой. С некоторой осторожностью проходим два небольших участка после ухода с трассы, идущей в сторону Свято-Благовещенского Никандровского монастыря. В сухую погоду такие укатанные просёлочные дороги часто оказываются удобнее разбитого твёрдого асфальтового покрытия.
За окном редкие обезлюдевшие населённые пункты чередуются с участками леса и полями. Ближе к Мелётово начинаются синие луга похожей на церковные свечки колосковой вероники. В народе её ещё зовут змеиной травой за лечебные свойства и необычный внешний вид. Это ещё можно представить опустившимся на луга небом, которое сейчас отливает таким же цветом. А может быть, и наоборот. Отправившись навстречу Успению Святой Богородицы в Мелётово, мы уже оторвались от земли и режем колёсами небесную синь. Не выдерживаем, останавливаемся и идём пешком по небесному озеру. Трава колыхается под нами подвижными волнами. Отсюда начинается набор Мелётовской высоты.
Впереди на холме среди леса появляется и быстро исчезает главка храма Успения. Въехав в лес, мы через некоторое время оказываемся на старинном погосте. Жара разливается и звенит в ушах назойливым комариным писком. Вокруг всё кажется застывшим навечно в этой сказочной тишине: церковь, окружённая кладбищем, и покинутая своими жителями русская деревня…
Ощущение заброшенного места – это первое, что врезается в душу. Околдовали демоны святую красоту, опутали её по рукам и ногам паутиной человеческого забвения. Разрушающаяся церковь Успения, о которой известно, что это памятник мирового значения, где фрески псковских мастеров ставят на один уровень с Сикстинской капеллой Микеланджело. А ещё их называют вершиной православного искусства. Можно отказаться от громких сравнений, предоставив такое право знающим специалистам. Это бесценное наследие, доставшееся нам от талантливых предков, на которых мы теперь мало похожи. Здесь сохраняется тонкая нить, которая всё ещё связывает с прошлым. Оборвётся, и уже не будет нас, русских людей, кто-то другой останется, без памяти, без рода и племени.
Успенскую церковь Пресвятой Богородицы строили на протяжении 1461–1462 годов. Заказчиками строительства были псковские посадники, имевшие тогда немалый политический вес. Их имена сохранились на портале притвора церкви и барабане четверика – Иоанн Путков, Яков Кротов и Зиновий Михайлович. В 1465 году церковь была расписана фресками.
Считается, что настенные изображения интересны своей манерой исполнения и сюжетами, в основу которых были положены известные литературные произведения того времени. Есть предположение, что над ними трудились люди разных профессий. Их делали мастера фресковой живописи, художники, владевшие техникой книжной миниатюры и иконописцы. Не менее важно, что фрески писались местными красками – черленью, охрой, голубой глиной, которые были доступнее и относительно дёшевы. При всей внешней простоте, мастера находили в них большое количество тонких оттенков. Цветовая палитра росписей храма получилась сдержанной, но достаточно разнообразной. Это служило показателем мастерства для любого времени.
По предварительной договорённости в тот день нам открыли храм. Мы осторожно, шаг за шагом, обошли и внимательно осмотрели каждый участок настенных фресок. Прочные строительные леса помогали подниматься на любой уровень, до самого верхнего подкупольного пространства. О мелётовских фресках было столько прочитано, что в голове у меня образовался своеобразный путеводитель, по которому почти безошибочно отыскивались знакомые изображения святых. Смотрел на их лики с необычными белыми зрачками, и начинало казаться, что они непрерывно следили за нами, как только шагнули в храм. Взгляд у них суровый, с укором: «Коль пришёл сюда, держи ответ за прожитую жизнь, за свои грехи и избранное безверие».
Не без трепетного волнения искал на стене церкви изображение «Летящего Ангела», которого считал «своим». Встреча всё равно получилась неожиданной. В своём путешествии по храму я забрался в северную камору на хорах, крохотное замкнутое пространство. Рассматривал там сохранившиеся настенные изображения и затылком почувствовал его взгляд. Оглянулся и увидел своего Ангела на своде лестничного прохода, перед самым выходом на хоры. У него было упрямое, волевое лицо, а я наивно изображал его похожим на свою нежную, маленькую внучку. Ангел на церковной стене летел и сворачивал небо после окончания Страшного Суда. В его руках пространство превращалось в узкую серебристую спираль. Захваченное гравитационным притяжением, оно стремительно исчезало в галактической чёрной дыре. Правой рукой Ангел показывал на единорога – символ смерти. Изображение сопровождалось надписью о приближении конца света. Совершенно непостижимым образом мастер раздвигал замкнутое каменное пространство до бесконечных размеров космоса.