Прощание с коммунизмом. Детская и подростковая литература в современной России (1991–2017)

Признание, что дети могут быть жестокой толпой, потерявшей человеческий облик, впервые появилось в написанном в 1954 году романе Уильяма Голдинга «Повелитель мух», однако такая трактовка детства полностью противоречила привычному советскому шаблону, где дети всегда оставались способными на сочувствие членами коллектива. Несмотря на достаточно традиционный стиль повествования, «Чучело» воспринималось как остросоциальный, почти провокационный текст467, оно запечатлело немилосердную реальность травли и детской жестокости, став еще одним рубежным текстом, отметившим значительные изменения в изображении детства и подростковой поры. Книга появилась за какое-то время до перестройки, однако такой поворот в изображении детства оказался очень важен для авторов первой волны постсоветской детской прозы, подхвативших это направление развития в XXI столетии.

Несмотря на колоссальные различия, обе эти книги, «Дорога уходит в даль…» и «Чучело», ознаменовали собой важнейшую перемену в развитии российской подростковой прозы: Бруштейн предложила новую форму повествования, Железников – новое содержание. Новые нарративные стратегии Бруштейн, передающие внутренний мир ребенка, отозвались у Железникова перевернутым с ног на голову советским идеалом счастливого детства и избавлением от романтизированных и по большей части мифических представлений о детях как о высокоморальных коллективистах. Эти нарративные новшества нашли продолжение в повести Кузнецовой «Где папа?» и в других работах, развивающих уже заложенные в более ранних произведениях тенденции468. Кузнецова пристально, при помощи повествования от первого лица, вглядывается в жизнь девочки в современной России; вместе с тем автору важно видеть подобный опыт в жизни любого подростка в глобализированном мире. И в этой, и в других книгах Кузнецова использует по преимуществу разговорный язык повествования, с помощью которого передается внутренняя речь героини и приметы окружающей ее действительности469. Повесть раскрывает современный культурный ландшафт жизни подростка: в тексте упоминаются ИКЕА, судоку, американское кабельное телевидение, Леди Гага, Барби и «Монополия» – различные приметы глобального мира, ставшие частью постсоветской потребительской культуры. Эти и другие продукты глобального капитализма очерчивают горизонты Лизиного мира и служат фоном для повествования, в котором психологическое благополучие внутри семейного круга внезапно рассыпается, и Лизе приходится стремительно приспосабливаться к жестокой и коррумпированной реальности. Ей, как любому подростку, необходимы любовь и принятие, ей нужно установить новые социальные отношения – основание будущей независимости; все это ключевые темы современной подростковой прозы и в России, и за ее пределами.

Повесть Железникова «Чучело» нарушила в начале 1980‐х годов множество табу, изобразив детей совсем не невинными коллективистами; в 2013 году повесть Дарьи Вильке «Шутовской колпак» схожим образом преодолела очередной барьер, позволив себе открытое обсуждение сексуальной ориентации детей и подростков. Как и в повести «Где папа?», в «Шутовском колпаке» повествование ведется от первого лица: главный герой книги Гриша рассказывает о том, как из его жизни уходит идеал для подражания, старший друг и наставник Сэм. Это первое произведение для подростков на русском языке, где герой задается вопросами своей сексуальной ориентации, и книгу встретили одновременно и фанфарами, и ожесточенными спорами470. Скандал вокруг публикации в тот же самый год, когда российским правительством был принят закон, призванный защитить детей от возможной «пропаганды нетрадиционных сексуальных отношений», способствовал международной известности повести471.