Прощание с мирной жизнью

Каролина сощурила глаза в кисло-сладкой улыбочке. Она приготовилась встретить Александра укоризненной, скорбной миной, которой всякий раз по его возвращении из увеселительной поездки (а в глазах Каролины все поездки ее брата были увеселительными) напоминала ему, какую жертву она приносит, ведя одинокую, посвященную исключительно благу семьи, вдовью жизнь. Комплименты Александра помешали ее планам. Скорбная физиономия была теперь как будто и не к месту, а заранее подготовленные шпильки и колкие вопросы она не успела вставить.

Александр, поняв, что преимущество на его стороне, продолжал ей льстить, уплетая за обе щеки; он широко улыбался и подмигивал.

— Прости, моя милая, но я в очень веселом настроении. Как в молодости. Так что ты уж прости, что я говорю с полным ртом. Как разрослась комнатная липа! У тебя, Каролина, счастливая рука. Я возьму еще одно пирожное, сегодня они особенно нежные. А ты? Не скушаешь еще? Может быть, ты боишься потерять стройность талии? Не беспокойся. Красный цвет тебе к лицу, хотя для твоего возраста он несколько солиден. Можно попросить еще немного повидла? Ты, верно, считаешь меня обжорой, но я просто радуюсь, что опять дома!

Когда наконец его красноречье иссякло и Каролина решила, что теперь наступил ее черед, в столовую вбежала Валли. Она была в выходном белом платье с поясом из шелковых красных с желтым маргариток, которые отлично гармонировали с цветом ее волос. Увидев Александра, Валли смутилась. Очевидно, она забыла, что его ожидали сегодня. Но она быстро вошла в роль, которую подсказывала ситуация. Щебеча, подлетела она к своему «обворожительному, старому, молодому, восхитительному дедушке». Разыгралась радостная сцена встречи — с объятиями и смехом; в заключение Валли, сидя на ручке дедушкиного кресла и доедая последние пирожные, затеяла с Александром веселый спор относительно своего туалета с маргаритками.

— Очаровательное платье, — сказал Александр, — у тебя, девочка, хороший вкус. Платье почти как из Парижа.

Валли сделала гримаску.

— В том-то и дело, что почти. Мне бы хотелось доказать тебе, какой у меня хороший вкус не этим дешевеньким платьем, а чем-нибудь получше.

— Ну, для людей со скромными требованиями это платьице сшито с большим вкусом.

— Для людей со скромными требованиями! Я не знала, что у Рейтеров скромные требования. Или, может, у меня ложное представление об оставленном мне капитале?

Тут в разговор вмешалась Каролина, уже несколько раз недовольно кашлянувшая.

— Ах, Валли! В молодости всякое платье к лицу. Но я вижу, меня и слушать не хотят. В мое время…

— Времена меняются, дорогая моя. Это установили еще древние римляне и рекомендовали как единственное средство спасения и самим тоже меняться. — Александр вынул из кармана бумажник и опять повернулся к Валли. — Признаю себя побежденным! Побежденным и взятым в плен. Какой выкуп потребуешь ты с меня? Ведь, насколько я понимаю, все сводится к этому?

— Но, дедушка!

— Или, может быть, на этот раз ошибаюсь я? Тебе не нужны новые туалеты? — Он протянул ей две синие бумажки.

Валли крепко обняла его.

— Как ты угадал? Говоря по правде, я уже заказала себе новое платье, так как была заранее уверена в твоей щедрости, то есть, собственно, два платья, знаешь, подвернулась удачная покупка, упустить такой случай просто грех. Одно платье совсем скромное. Гладкое полотняное. И второе тоже не шикарное. Муслин, вышитый серебром. Я убеждена, ты скажешь, что это настоящий chic parisien[50]. Этих денег почти достаточно. Только немножко не хватает… Но теперь мне, правда, пора, я уже опаздываю в коллеж. А все оттого, что у меня такой славный, такой галантный дедушка! — И она убежала.

Не успела Каролина открыть рот, чтобы получить информацию о пребывании Александра в Вене, как вошла фрейлейн Шёнберг. По ее словам, ей необходимо было обсудить с фрау Трейенфельс неотложные хозяйственные дела, но рассерженная Каролина была убеждена, что «мопсу» — так она звала экономку — просто хочется полюбоваться на улыбающегося Александра.

Он громко приветствовал фрейлейн Шёнберг.

— Алло, Монтебелло, каким лишением было для меня так долго не видеть вас! — И он завел с ней разговор, то и дело называя ее «любимая моя Монтебелло» и «прелестное дитя», в ответ на что она хихикала, как школьница.

Каролина фон Трейенфельс выходила из себя. Некоторое время она негодовала молча, но потом не выдержала.

— Дорогой Али!.. — Она рассчитывала рассердить Александра, называя его так, но на этот раз она просчиталась и поэтому пришла в еще большее раздражение. — Дорогой Али, мне кажется, что нам с фрейлейн Шёнберг надо обсудить хозяйственные дела, не терпящие отлагательства.

Александр ударил себя в грудь.

— О, пардон, не буду вам мешать! — Он встал.

Каролина воздела руки, отчего пришли в движение и зашуршали воланы на ее платье.

— Что ты, Александр, это не для того было сказано. Нет, не уходи. Я быстро покончу с фрейлейн Шёнберг. И тогда мы наконец посидим вдвоем и спокойно потолкуем, как брат с сестрой. Или ты обязательно хочешь уйти, и я так и не дождусь от тебя спокойного разговора?