Прощание с мирной жизнью

Еще раньше в разговоре с Александром Гелузич открыл свои карты. Да, это он позаботился о приглашении на маневры и, само собой разумеется, не только для того, чтобы иметь возможность провести какое-то время с дедушкой своей невесты.

— Хотя на двадцать — двадцать пять процентов тут было и это соображение.

— А остальные восемьдесят или семьдесят пять процентов?

— Как вы правильно полагаете, связаны с политикой.

— Значит, вы собираетесь меня обработать?

— Простите, об этом и речи быть не может. Дело только в том, чтобы показать вам активизм с той стороны, которая вам еще незнакома.

— О, я военщину знаю. И как еще знаю!

— Вы меня неверно поняли, или я неясно выразился. Я хотел сказать следующее: до сих пор вы сталкивались с активизмом только в лице отдельных профессоров, или писателей, или, скажем, таких людей, как доктор Ранкль.

— Вы позабыли назвать себя, господин Гелузич.

— Обо мне вы до сей поры не хотели ничего знать.

— Так. А теперь, значит, я должен познакомиться с активизмом в военном мундире, дело сводится к этому?

— Мундир — это только сопутствующее явление. Существенное здесь его сила. Мне хочется, чтобы вы увидали тех представителей этого движения, в руках которых подлинная сила. Впрочем, без всяких обязательств покупки.

— Так говорят все ловкие торговцы.

— Верно! — Гелузич громко расхохотался. — Но если трюк вам известен, вы не попадетесь на удочку. — От смеха у него защекотало в носу. Ему захотелось высморкаться, что он и проделал на особый манер, с помощью обеих рук — левой он держал платок, а правой нажимал на ноздрю.

Очевидно, это была привычка, из тех, что приобретаются в юности, а потом всю жизнь не оставляют человека и часто принимают характер причуд, связываются с суеверием, в них вкладывается скрытый смысл.

«Деревенская привычка, — подумал Александр, — так он, наверное, сморкался, когда мальчишкой смотрел за лошадьми, только тогда он обходился без помощи платка». Он почувствовал, что это наблюдение его обезоружило, и потому, не долго думая, согласился, когда Гелузич предложил доставить «будущих родственников» к месту маневров на машине.

Гелузич уверенно вел светло-желтую «мерседес». Видно было, что за время двухгодичного пребывания в Соединенных Штатах он основательно поездил на автомобиле. Несмотря на это, отношение его к машине носило несколько романтический характер; он обращался с ней, как с живым существом: при подъемах ласково уговаривал, иногда понукал, прищелкивая языком, или бранился.

В финансисте с международными связями и американскими повадками опять проступал балканский подпасок. Что же, черта не плохая! Александр почувствовал, что при всем недоверии к чему-то неуловимому в Гелузиче, при всей антипатии к его беспринципности, правда, скорее предполагаемой, чем твердо установленной, избранник его внучки чем-то его все же привлекает. И во время поездки он с интересом слушал, как Гелузич по-своему излагает идею великодержавной Австрии.

— В наше время, — рассуждал финансист, — судьбы мира определяет экономика. Дунайская зона нуждается для развития своей экономики и естественной экспансии в сильной государственной организации. Такова миссия императорской Австрии. При этом, само собой понятно, будет исключена итальянская конкуренция. А все южные славяне объединятся в единых государственных границах, и станет возможно наше экономическое проникновение в Албанию, Болгарию, Румынию, возможно — даже на Украину и в некоторые малоазиатские области.

— Значит, война? — заметил Александр.

— Не обязательно, вернее, только в самом крайнем случае.

— Обычная формула.

— Вы хотите сказать: обман? Но я честно убежден, что сила скорее препятствует, чем способствует войне. Возьмите хотя бы обе балканские войны, которые мы сейчас пережили. Сперва сербы, болгары и греки напали на Турцию, потому что она, как известно, была «больным человеком в Европе». Ну, а когда Болгария как будто была в достаточной мере ослаблена, на нее напали не только ее бывшие союзники, но и Румыния. Точно так же поступит с нами Россия, когда будем слабы мы; но она подумает и подумает, прежде чем связываться с Австрией, когда Австрия наведет порядок на Балканах и укрепит свою границу с Италией.

— Но как наведет она порядок на Балканах? Как укрепит свою границу с Италией?

— Полагаю, наличием превосходящих сил. Тогда можно будет отказаться от пустой политики поддержания престижа, от бряцания оружием по любому поводу. Тогда уже не будет никакого надувательства, но зато в серьезном случае — ледяная решимость… и сила, необходимая, чтобы действовать.

— Ледяная решимость, сила… Вы рассуждаете так, словно не знаете Австрии, господин Гелузич.

— Я говорю об омоложенной, активизированной Австрии, которую мы должны создать. А до тех пор перечисленные мною перспективы, разумеется, не актуальны.

— А какие перспективы актуальны? Я полагаю, что у вас в запасе имеются и такие.