Александр быстро выудил из стопки несколько «особых» писем и отложил их в сторону. В первую очередь он занялся обычной корреспонденцией.
Это были запросы и предложения, не имеющие большого значения, приглашения на благотворительные вечера, запоздавшее поздравление с Новым годом, два извещения о свадьбе дальних родственников и, наконец, возмущенное письмо поэта, стихотворение которого было отклонено главным редактором «Тагесанцейгера»; теперь разгневанный автор писал Александру, жалуясь на пренебрежение к современному искусству.
Александр то тут, то там подчеркивал строчку, делал пометки на полях и наконец, с облегчением вздохнув, отправил всю пачку писем в корзину.
Теперь он поудобнее уселся в кресле и достал из кармана короткую английскую трубку. Набивая трубку, он изучал взглядом отобранные письма. Их было всего три. На одном стоял почтовый штемпель Вены, другое было из Берлина. Оба почерка были ему хорошо знакомы. А вот третье письмо задало ему загадку. Без марки. Без штемпеля. По-видимому, доставлено посыльным. Почерк на конверте полотняной бумаги острый, прямой: того типа, который недавно вошел в моду у дам.
Вскрыть его первым? Нет, лучше последним! Может быть, в нем есть приятный сюрприз, а приятные сюрпризы надо оставлять напоследок… Ах, какие глупости, какие глупости!
Александр сам над собой посмеялся, однако отодвинул полотняный конверт подальше. Он с удовольствием затянулся трубкой. Табак был крепкий, о особым пряным вкусом, герцеговинский крестьянский табак, пахнущий диким медом, — подарок знакомого прапорщика, призванного из резерва для усиленной охраны сербской границы. Сколько еще придется торчать на юго-восточной границе запасным призыва нескольких годов? Ведь они уже не первый месяц мобилизованы! Экономика страны страдает от этой частичной мобилизации. Государство никак не выпутается из финансовых затруднений. А чего мы достигли в смысле внешней политики? Россия лихорадочно вооружается. Франция и Англия озлоблены и не думают предоставить нам заем, о котором хлопочут для Австрии ее посредники. На Балканах усилилась конкуренция союзного Германского государства, которое стремится захватить потерянные нами позиции. Куда ни посмотришь, всюду одни неудачи! А между тем условия, чтобы добиться длительного мира с юго-восточным соседом, складываются особенно благоприятно — сербы, занятые войной на Балканах, с радостью согласятся на любое разумное предложение Австрии.
На любое разумное предложение… Но когда это политика венских господ дипломатов была разумной? Готов пари держать, что по случаю Нового года они уже придумали кучу невероятных глупостей, чтобы еще основательней испортить отношения с Сербией.
— Уверен, что Зельмейер сообщает мне о таких глупостях, — проворчал Александр и взял конверт с хорошо знакомым, несколько неряшливым почерком Зельмейера.
Зельмейер и Александр были давнишними друзьями. Их дружба завязалась еще в те годы, когда они оба совсем молодыми студентами приехали из чешского захолустья в Вену. Александру, правда, пришлось преждевременно прервать учение. Он был исключен из университета за участие в выпуске листовки, которая привела к драке между студентами-либералами и студентами-ультрамонтанами{16}
. В тот год его отец, откупщик налогов на табак, променял половину своего имения Гесеница на типографию и записал ее в реестре торговой фирмы на имя Александра. Так Александр стал владельцем «Тагесанцейгера», листка для «семейного чтения», принимающего «публикации от уважаемых читателей». При новом владельце скромный листок для «семейного чтения» превратился в серьезную газету, чему Александр в значительной мере был обязан негласному сотрудничеству Зельмейера, который после короткой, но блестящей карьеры в министерстве финансов ушел с государственной службы и в качестве банкира, приват-доцента и члена палаты господ стал играть видную роль в экономической и политической жизни австрийской столицы.Зельмейер писал другу порой нерегулярно, порой очень часто и держал его в курсе целого ряда дел из интересующих их обоих областей; политика Австрии на Балканах, глупость которой была поистине сказочной, принадлежала к одной из любимых тем Зельмейера.
Начало его сегодняшнего письма было чисто деловым. Он положительно высказывался о присланном ему Майбаумом проекте договора на покупку типографии. Затем следовала информация об интересовавшем Александра последнем заседании бумажного картеля. Потом несколько биржевых сплетен, сдобренных язвительными замечаниями из зельмейеровской «фамильной философской сокровищницы». Непосредственно за этим шла полушутливая жалоба на жену, которая последнее время увлеклась аэронавтикой (и аэронавтами), — этот ее новый конек сулил стать столь же дорогостоящим, как и ее прежние увлечения: магнетизм и теософия.