Прощание с мирной жизнью

— Смею вас уверить, господин Рейтер, что искренне оценил интересные мысли, изложенные вами, и отнесусь к ним с большим вниманием. Впрочем, что касается положения на Балканах, могу вас вполне успокоить. Сведения о тяжелых осложнениях в Албании преувеличены сверх всякой меры. В Албании, как и всюду вначале, имеются, конечно, известные трудности (но, боже мой, где их нет?), все же мы можем вполне доверять поистине огромному административному таланту князя фон Вид. Принц сразу завоевал сердца албанцев. А совместные усилия нашего и итальянского послов приведут к полной нормализации отношений. Нет, со стороны Албании нам абсолютно не угрожают неприятные сюрпризы, пусть даже сербы что-то и замышляют. Белградцам ведь особенно доверять нельзя. Эти господа — прирожденные лошадиные барышники. Поэтому рекомендуется относиться сугубо сдержанно к авансам, которые они нам делают, особенно если их предложения поступают не через официальные дипломатические каналы. В конце концов не могу же я, императорский министр иностранных дел, вступать в переговоры с правительствами других стран через посредство, простите меня, — всякой шушеры. Лично я не имею ничего против этого профессора Масарика, но я нахожу, мягко говоря, très mauvais goût[89] со стороны господина Пашича то, что он пытается снестись со мной через чешского депутата. Почему уже не сразу через социалиста, ха-ха! Кроме того, по имеющимся в моем министерстве сведениям, профессор Масарик — человек малосостоятельный. Вероятно, он думал тут что-то заработать. Я не ставлю ему этого в вину, только сам я не хотел бы иметь дело с… э-э… коммивояжером. Но я прикажу еще раз навести справки. — Он потрогал себя за горло, взял из бонбоньерки с нимфами красновато-розовую таблетку и, болезненно сморщившись, проглотил ее, а потом без всякого перехода продолжал в веселом тоне: — А сейчас поговорим о более приятных вещах. Скажите, дорогой господин Рейтер, в каком состоянии сейчас ипподром в Карлсбаде? Я хотел бы, чтобы в скачках участвовали мои английские четырехлетки, но только в том случае, если наконец приведен в порядок большой барьер. Вы же знаете, в прошлом году вызвало очень неприятные разговоры, когда во время steeplechase[90] обе лошади из конюшен Орсини, кажется Триглав и Бродяга (а может, Мадемуазель?) проскочили не над барьером, а сквозь него.

Разговор продолжался в том же духе. Александр совсем оторопел. Не веря себе, смотрел он на министра. Неужели это возможно? Но нет, это не обман: граф Берхтольд не играет, эта тема увлекла его.

Вошел секретарь со стопкой толстых папок.

— Прошу прощения, ваше превосходительство!

Министр наморщил лоб.

— Всегда помешают. У меня нет времени. — Он взглянул на часы. — Mon dieu, мне действительно некогда. Для меня было истинным удовольствием, господин Рейтер… К сожалению, мне пора на неотложное рандеву. Может быть, подвезти вас, я еду по направлению к жокей-клубу? Что там у вас? — нетерпеливо обратился он к секретарю.

— Депеши из Албании, ваше превосходительство. — Секретарь открыл одну папку и достал несколько бумаг.

Граф Берхтольд бросил взгляд на лежавшую сверху. Он презрительно опустил углы рта.

— Вечно эти messages de panique[91]. И всегда не вовремя. Сейчас мне некогда этим заниматься. Пойдите к кому-нибудь из начальников отдела. Все нужные распоряжения вам даст граф Викенбург или господин фон Мура-Сомбат. Ну, как? — уже опять улыбаясь, обратился он к Александру.

— Очень благодарен, ваше превосходительство, но мне, к сожалению, в другую сторону.

— В таком случае разрешите окончить разговор. Боюсь, что я и так уже опаздываю.

XX

В приемной Александру пришлось чуть задержаться, — старого лакея не было на месте, но он тут же подоспел с пальто и шляпой Александра.

Между тем министр тоже вышел в приемную. Бросив взгляд в окно, он подошел к вешалке, на которой все еще висели те же четыре пальто и шляпы, которые Александр заметил, когда пришел. Граф Берхтольд с минутку что-то соображал, причем на лице у него появилось выражение сосредоточенной задумчивости. Потом принял решение:

— Драповое пальто и серый котелок, Жак. — Он заметил удивленное лицо Александра и жовиально пояснил: — Да, дорогой господин Рейтер, это мое изобретение. Надо иметь четыре выходных комплекта, тогда не страшны никакие неожиданности и можно всегда быть à quatre épingles[92]. Воротник поправили, Жак? Хорошо! Да, пожалуйста, еще зонт с черепаховой ручкой! Спасибо… Честь имею кланяться, господин Рейтер. Я был очень рад.

Александр медленно, как-то неуверенно брел по коридору, потом спустился по лестнице и вышел на подъезд. Он все еще не мог прийти в себя. Все еще в голове у него вертелся вопрос: «Как это возможно? Этот граф из юмористического листка, эта сверхкарикатурная карикатура на австрийского дипломата не чувствует себя смешным. Наоборот, он действует, командует, дирижирует политикой большого государства. И мы молчим. Как это возможно!»

Он подошел к стоянке фиакров.

Кучер чмокнул лошади.

— Покатаю, ваша милость?