Просто трогательно, какой Марко наивный, правда, он слишком примитивен, а может, это не наивность, а первобытная сила, ах, как было чудесно, когда он подбросил ее вверх, в тот первый раз, высоко-высоко, так высоко, что у нее дух захватило, и потом этот запах лошадиного и мужского пота, и травы, и цветов, еще там рос большой желтый царский скипетр, наполовину сломленный. Да, может быть, она все-таки пошлет телеграмму Гелузичу, это же не значит, что она останется о ним навсегда, так только — на какое-то время, на большее он, верно, и не рассчитывает, и если… ну, да это зависит только от нее, он ее не удержит, если, например, в игорном доме ей встретится другой, с жадными глазами игрока, и влюбится в нее или она в него, нет, он в нее, ах, вздор, милый вздор, гм… а почему, собственно, вздор? Неужели можно удовлетвориться нудным домашним прозябанием, в которое превратили жизнь тетя Каролина, Оттилия и Елена (да, и Елена тоже) и Адриенна (особенно Адриенна, хотя и на другой лад), ах, страшно подумать, что можешь стать тетей Еленой, такой вот прокисшей мадам Бовари, только вместо мышьяка тетя Елена навсегда отравилась скукой, бррр, но сбежать к Гелузичу — не сентиментально ли, не романтично ли это? А потом все эти сплетни, хотя, конечно… нет, зачем возбуждать внимание и доставлять неприятности д. д., ишь ты, с каких это пор ее обуяла такая заботливость и деликатность? Э, все равно, во всяком случае, почему нельзя сделать так, как предлагает Гелузич, в конце концов он в таких вещах разбирается.
«Ты просто можешь сказать, что едешь со своей кузиной Адриенной на летний курс лекций в Женевский университет. Тогда все пойдет как по маслу, и ты не сожжешь корабли».
Да, так и надо сделать. Naturellement[96]
. Кстати, таким путем можно будет освежить свои знания французского языка. Ах, maisonnette fleurie!XXII
Адриенна перестала упаковывать вещи. Она поднялась с корточек, отвела с разгоряченного лба и пригладила непослушные пряди каштановых волос и с выражением комического отчаяния посмотрела на два чемодана, стоявшие на полу. Один был уложен и заперт; другой открыт, но уже набит до отказа, а на диване лежали еще платья, белье и книги, которые тоже надо было туда запихать.
— Почему это вещей всегда больше, чем помещается в чемодане! — Ища ответа, она посмотрела на Роберта Каливоду, который сидел на краешке стула около двери и вертел в руках свою шляпу. — Почему ты сегодня такой неразговорчивый, Роберт?
— Я в таких делах ничего не смыслю.
— А я смыслю? Тот раз, когда я хотела удрать из дома, было совсем так же. Вещей уйма, а чемодана всего два. Но тогда я уезжала насовсем, чтобы начать новую жизнь, а сейчас я еду всего на два с половиной месяца — в университет. Ладно, придумала: просто оставлю дома то, что не влезло. Только книги возьму, выну несколько блузок, и все… Видишь, вот и книги запихала! Ой, господи, крышку никак не закрою, да помоги же мне, Роберт! — Адриенна села на нежелавшую закрываться крышку, придавила ее, но между крышкой и краем чемодана все еще оставалась щель. Только когда поднажал Роберт, замок защелкнулся. — Чудно, дело сделано. А теперь, Роберт, посидим и поболтаем! Мы даже поговорить как следует не успели. Пойди сюда, сядь! Да нет, не так далеко, садись на другой чемодан!
Но разговор не клеился, хотя Роберт и пытался давать шутливые советы, как вести себя в дороге. Какая-то обычно не свойственная ему скованность мешала. Роберт, собственно, собирался только принести Адриенне адрес товарища Деколя, редактора женевской газеты — органа профессионального союза, и тут же уйти. И зачем только он остался? Он втянул голову в плечи и хмуро уставился в пол.
Адриенна тайком поглядывала на него. Его худое, с выдающимися скулами лицо теперь, когда его не освещал мягкий взгляд, казалось очень замкнутым. «Пусть посмотрит, — внушала ему Адриенна, — пусть посмотрит, посмотрит на меня!» Желая передать ему свою мысль, она широко открыла глаза. И когда он вдруг взглянул на нее, очень смутилась.
— Не знаю, но у меня такое впечатление, словно мы ведем себя, как на любительском спектакле «Прощание навек», ужасно смешно, — сказала она с наигранной веселостью. — Но в этом, правда, виноват только ты. Сидишь тут, в черном костюме… — Она испугалась. Роберт покраснел до корней волос и вскочил. Адриенна встала и подошла к нему. — Не сердись, Роберт, я говорю глупости. Просто не понимаю, как я могла это сказать, про костюм, да и все вообще. Ну конечно же, не ты виноват, что у нас такое дурацкое настроение. Это, верно, дорожная лихорадка.