Прощание с мирной жизнью

Адриенна и Йозеф вышли из лавки букиниста и теперь медленно прогуливались по набережной острова Кампа. Адриенна с увлечением рассказывала о памфлете французских студентов-пацифистов, присланном женевскими товарищами, с которыми она — новоиспеченный второй секретарь кружка социалистической молодежи — вела переписку. Йозеф слушал сначала внимательно, потом рассеянно, — его отвлекали чайки, которые то и дело кружили над темными трещинами и полыньями в грязно-белом ледяном покрове реки. Пахло талой землей и мокрым деревом; словом, пахнет концом зимы, решил Йозеф, глубоко втянув в себя воздух. Перед его мысленным взором вдруг встала другая река, у́же Влтавы, — речка, на которой стоял его родной моравский городок. Он видел заросли прибрежного тростника, в которых вместе с другими ребятами занимался запретной ловлей раков и плотвы; видел большие камни, на которых его мать и другие женщины с Заречной стороны били вальками мокрое белье; видел ивы, ветви которых спускались к самой воде; за их густой завесой он обнял Божку, соседскую дочь, и поцеловал ее в губы — в губы, шершавые, как кора на ивах, а на вкус они были как ежевика.

Йозефа вдруг охватило какое-то волнение. Он внимательней присмотрелся к Адриенне. До этой поры ее веснушчатое лицо не казалось ему особенно привлекательным, лицо как лицо, и ничего больше. Теперь он вдруг открыл в нем нежную, еще не расцветшую прелесть. «Напрасно она так прилизывает волосы», — подумал он неожиданно для себя и невольно нарисовал в воздухе профиль более женственной Адриенны, с волнистыми волосами и полуоткрытым, как распускающийся бутон, ртом.

Адриенна остановилась.

— А ты как думаешь? — На лбу у нее появились напряженные старообразные морщины. — По-моему, организуя движение за мир, прежде всего надо выяснить экономический базис? Правда? Или… — Она замолкла, смущенная его горящим взглядом.

Что она теперь — покраснеет и отвернется, застыдившись и все же ожидая его поцелуя, как Божка? Но нет, она еще больше наморщила лоб. В первую минуту он обозлился, но злость тут же сменилась раскаянием и чувством гордости. Ведь это он сделал из бездумно живущей буржуазной девицы полезного, думающего члена общества, воинствующего борца за будущий, лучший мир. Как может он думать о локонах и губах?

— Прежде всего надо твердо знать, что собственное «я» совсем не самое важное, — быстро сказал он.

— Что? Что ты хочешь этим сказать?

— Ах, ничего не хочу. Продолжай! Ты сейчас совершенно справедливо заметила, что прежде всего надо выяснить экономический базис. А что думают на этот счет твои французы?

— Видишь ли… — Адриенна опять принялась за обсуждение пацифистского памфлета; она высказала свое собственное мнение по поводу нескольких проблем, затронутых там; она говорила горячо, и все же у нее было такое ощущение, будто она говорит впустую. Ощущение это усилилось, стало мучительным, вызвало чувство неловкости, глухое раздражение, но Адриенна не могла сказать, чем или кем оно вызвано.

— Ну что с тобой? Почему ты замолчала? — спросил Йозеф.

— Не могу же я говорить, как заведенная! — Теперь она знала, на кого направить свое раздражение. Ах, этот Йозеф! Почему он никогда, никогда не подумает, что ей тоже нужно… а что, собственно, ей нужно? Адриенна в испуге замкнулась сама от себя. — Прости, я что-то нервничаю. — Она деланно рассмеялась. — Давай пробежимся!

Она остановилась только в конце набережной, пригладила растрепавшиеся косы.

— Скажешь, с ума сошла, да? — крикнула она Йозефу, показывая на себя. — Но мне стало лучше.

— Почему ты не оставишь волосы так, как есть? — невольно вырвалось у него.

— Что? — Она запнулась и сейчас же опять надела маску серьезности. — Мне кажется, теперь ты, в свою очередь, сошел с ума. — Она быстро поправила берет. — Есть еще какие-нибудь вопросы, которые надо обсудить до ближайшего дискуссионного вечера?

— Да, вопрос о списке книг. Я думаю, надо сделать введение со следующими пунктами…

Он говорил спокойно, по-деловому, а глазами следил за полетом чаек, которые сейчас кружили высоко в небе и казались маленькими-маленькими, как зернышки тмина. Здесь, на краю острова, речной запах ощущался особенно остро. «Почему здесь нет ив? — думал Йозеф. — Э, что я, зачем они сейчас нужны?» Он молча слушал удары колокола на Мальтийском костеле.

— Да, пора домой, — сказала Адриенна, и опять она почувствовала то же противное, смутное раздражение. Она не сняла перчатки, когда на прощание подала Йозефу руку.

VI

Заперев за собой дверь кабинета, Ранкль сам себе скомандовал: «Вольно! Отдых!» Уютно зевнув, стащил он штиблеты, сунул ноги в разношенные войлочные шлепанцы, расстегнул жилет и удобно уселся в уголке дивана. Он подсунул под голову подушки, обитые турецким ковром, вытянул ноги на стоящий рядом низкий столик и снова принялся насвистывать марш Радецкого, правда, не совсем верно, но зато бойко:

Радецкий наш, Радецкий наш,
Фельдмаршал боевой,
Нас гнал в гранатный ералаш
За кашкой огневой.