И трижды был прав Деникин.
«Когда повторяют на каждом шагу, что причиной развала послужили большевики, — писал он, — я протестую.
Россию развалили другие, а большевики — лишь поганые черви, которые завелись в гнойниках ее организма…»
Все так.
Убогий царь, кликуша-царица, полоумный провидец, бездарные и трусливые сначала царские, а потом и послефевральские министры и министр-председатель- предатель Кренский, — вот те, кто разрушал российскую государственность.
И не случайно сам Ленин сказал:
— Власть валялсь в грязи, мы ее лишь подняли!
Остается только удивляться тому, сколько же надо было приложить усилий Николаю II и Керенскому и Компании, что бы власть в эту самую грязь втоптать.
Поскольку, когда изучаешь их правление, создается такое впечатление, что они словно соревновалитсь между собой в том, кто быстрей погубит вверенную им страну.
И трижды был прав русский поэт-эмигрант Сергей Рафальский, когда говорил:
— Российская империя не была в мировой истории исключением: у всех более или менее цивилизованных народов водились милостивые государи, подготовлявшие революцию…
Все так.
Николай II подготовил революцию, а Керенский ее погубил…
Как не трудно догадаться, самой неотложной задачей большевиков был скорейший выход из войны.
И дело здесь было отнюдь не в оплачивании каких-то там долгов Германии.
Отнюдь!
Большевики по долгам никогда не платили, они их прощали.
Все дело было в инстинкте самосохранения.
Ленин прекрасно понимал, что продолжение войны есть смертный приговор новой власти.
Он мог спорить и до хрипоты доказывать все, что угодно, таким же, как он, теоретикам.
Но обмануть несколько миллионов солдат не мог даже он, с ловокостью фокусника жонглировавший революционными фразами и лозунгами.
Его просто-напросто бы смели.
Да и не мог он продолжать войну, если бы даже очень захотел.
Никакой армии в России уже не было, ни старой, ни новой.
Была и еще одна причина, по которой он не очень-то боялся мира, который мог сильно ударить по России.
Ленин по-прежнему был уверен в том, что революция в Германии не за горами.
А после того как она победит, все условия «похабного» мира будут забыты раз и навсегда.
По той простой причине, что между братьями-пролетариями не могло быть никаких контрибуций по определению.
Поэтому первым декретом Советской власти был Декрет о мире.
«Рабочее и Крестьянское правительство, — говорилось в нем, — предлагает всем воюющим народам и их правительствам начать немедленно переговоры о справедливом демократическом мире».
Декрет подчеркивал, что «справедливым или демократическим миром… правительство считает немедленный мир без аннексий и контрибуций».
Советское правительство декларировало «решимость немедленно подписать условия мира, прекращающего эту войну на указанных, равно справедливых для всех без изъятия народностей условиях».
Оно не отказывалось от рассмотрения всяких других условий мира, если бы они были предложены одной из воюющих держав.
Одновременно Советское правительство направило ноту правительствам Англии, Франции, США, Италии, Сербии и Бельгии, в которой предлагало рассматривать Декрет как формальное предложение заключить перемирие на всех фронтах и немедленно приступить к мирным переговорам.
10 ноября ноты аналогичного содержания через нейтральные страны были посланы державам Четверного союза.
Однако правительства Антанты оказались глухи к призывам Советской России.
Надеясь на скорое падение большевиков, правящие круги США, Англии, Франции и Италии решили саботировать советские предложения.
Наиболее дальновидные из представителей этих кругов не могли не понимать, что заключение мира в огромной степени будет способствовать сохранению и упрочению завоеваний русской революции.
Наиболее четко эту мысль выразил британский премьер Д. Ллойд Джордж.
«Вопрос о том, окажет ли русская революция такое же влияние, как французская, — писал он, — или ее влияние на судьбы всего человечества будет еще больше, зависит от одного.
Это будет зависеть от того, сумеют ли вожди революции продолжить свое движение на путях мирного развития, или же энергия революции не будет израсходована, и она будет отклонена от своей цели войной. Если Россия не будет вовлечена в войну, то революция станет одним из величайших факторов, определяющих судьбы народных масс во всех странах, которые когда-либо пришлось наблюдать или испытывать человечеству».
Именно поэтому Антанта всеми возможными ей средствами, вплоть до вмешательства во внутренние дела Советской республики, поддерживала силы внутренней контрреволюции, всецело стоявшей за продолжение войны.
Антанта была заинтересована в продолжении войны Россией и с чисто военной точки зрения, поскольку русский фронт отвлекал значительные германские силы с Запада.
Чем была для союзников Россия, красноречиво свидетельствует признание У. Черчилля, английского министра военного снабжения.
«Несмотря на страшные поражения и невероятное количество убитых, — писал он, — Россия оставалась верным и могущественным союзником.